Хозяйка, увидав в доме гостя, не обращая внимания на его запылённый внешний вид, поспешила сбегать за рыбой и бутылью вина и тут же приступила к приготовлению ужина. Вскоре по сараю поплыл аромат рыбы, тушенной с бобами и чесноком, наполняя убогое жилище теплом и уютом. Тяньбао достал глубокую миску и, сияя от радости, приговаривал:
— Давай-давай ешь!
— Нет, ты сам ешь!
— Нет, ты ешь!
— Нет, сперва ты попробуй!
— Нет, ты поешь — ешь, ешь!
— Нет, давай ты поешь!
Они спорили и повторяли эту фразу на все лады, хозяин начал повышать голос, а гость всё упорнее сопротивлялся, не желая уступать. Наконец хозяин, побагровев, закричал: «Да будешь ты уже есть, в конце концов?» — и, увидев ошарашенное лицо гостя, окончательно вышел из себя, схватил миску с рыбой и опрокинул её на пол.
— Ну и не ешь! Не ешь, не ешь!
Тяжело дыша, он нащупал сигареты и быстро закурил. Побледневший Юйхэ не знал, как ему поступить. Сначала он принялся утешать плачущую девочку, потом поспешно принялся помогать хозяйке собирать еду с пола, хватаясь то за совок, то за веник. К счастью, миска была алюминиевая и не разбилась, а саму рыбу хозяйка, собрав, прополоскала в чистой воде, слегка приправила солью и маслом и снова подала на стол.
«Ну и что ты так разошёлся?» — женщина протянула мужу палочки. Доев рыбу, Цю хорошенько запил её вином; шея у него покраснела, он снова начал всхлипывать и ругаться. Он бранил несправедливое решение суда, себя самого, подлых людей, которые бьют лежачих, лицемеров и лгунов, воров и жуликов… Юйхэ понятия не имел, о чём идёт речь, и толком не мог ничего разобрать — разве что знакомые бранные словечки, к которым когда-то так привык. Он ничего не отвечал, а, услышав снова слово «ешь», поспешно встал и тут же откланялся.
Спустя четыре дня небольшая аккуратная лесенка, изготовленная местным плотником по просьбе Юйхэ, была передана через тракториста, ехавшего в уездный центр. Семейство Цю было в полном восторге. Лесенка была гладко отполирована, прочная, подходящей длины и даже со специальными уступами, чтобы не поскользнуться. Но Юйхэ больше не ездил в их дом. Время от времени он посылал Цю то пачку чая, то полмешка бобов — из простого дружелюбия, однако ему не хотелось больше входить в его дверь. Наконец, один человек, через которого Юйхэ передавал бобы, вернувшись, рассказал, что Цю Тяньбао переехал. Это была хорошая новость: благодаря письмам многих людей, поданным в вышестоящие инстанции, суд снова решил пересмотреть дело Цю. Он неожиданно обратил на себя внимание одного важного человека и, несмотря на внушительную самокритику, был рекомендован на место заместителя начальника уезда. Услышав об этом, господин У покачал головой.
— Ты не рад? — спросил человек, передававший бобы.
Господин У встал и вышел.
«А чему тут радоваться? Вот ведь какой, попав в беду, у каждого пробуждает жалость, а войдя в силу, у всех вызывает подозрения». Стоя на террасе с видом на ивовую рощу, он пробормотал: «Посмотрим, если он опять откроет свой поганый рот и начнёт сыпать ругательствами, никто это долго терпеть не станет».
Открыл ли заместитель начальника уезда Цю свой рот или нет, он так и не узнал. Однако Цю никак не мог забыть Юйхэ и очень скоро передал ему приглашение приехать в уездный центр, посмотреть постановку в театре, полюбоваться Праздником фонарей, однако тот не ответил. Однажды Цю увидел его на улице, попросил водителя остановиться, вышел и сердечно поприветствовал старого знакомца. По Юйхэ, сославшись на перемазанные в грязи руки, не стал обниматься и пожимать руки собеседнику, только кивал или качал головой, словно само равнодушие.
После этого случая жена упрекнула Юйхэ:
— Что было, то прошло. Вам обоим пора уже забыть обиды. Людей надо прощать, эх ты…
Она явно не ожидала, что, услышав её слова, Юйхэ так рассердится.
— Я в своём уме. С какой стати мне пожимать ему руку? С какой стати отвечать ему?
— Он поинтересовался твоей жизнью, спросил, нет ли у тебя трудностей, — это разве не признак доброжелательности?
— Трудности? Моя самая большая трудность — это его лицемерие!
— Может, он уже… забыл?
— О таком забыть? Ну тогда он вообще не человек!
Жена замолчала и больше об этом не заговаривала.
Жизнь текла своим чередом, ясная погода сменялась дождём, жара холодом. Пришла зима. В деревне случился пожар. В тот день был сильный ветер, огонь распространился быстро, перескакивая с крыши на крышу и пожирая всё вокруг. Никто ещё не видал такого сильного пламени и не знал, как с ним справиться. Сын Юйхэ едва не лишился жизни в том пожаре; в больницу его привезли всего чёрного, пахнущего горелой плотью.