Луна над рекой Сицзян

Тёте Чжэнь пришлось снова одолжить денег и вернуть банкноты обратно в сушильный шкаф, глаза её наполнились слезами: «Я ведь в прошлой жизни тебе не задолжала, тебя не обижала. Так зачем же ты над людьми издеваешься, а? И сестра Цзюй Хуа меня мучила, и четвёртая сестра мучила… Сестрица, одна ты у меня осталась, если и ты меня возьмёшься до смерти изводить, то чего же тут хорошего…»

Тётушка тоже заплакала, как будто что-то ещё понимала. Возможно, смысл этих слов до неё всё-таки дошёл.

Тётя Чжэнь частенько упоминала, что она многих своих сестёр проводила в последний путь, да и похороны тётушки неизбежно легли бы на её плечи. Она больше не могла воевать, рыбачить на реке или работать в поле, но у неё ещё оставались силы, чтобы ухаживать за другими людьми. На самом деле ей хотелось мучиться. Не изводи её сёстры, разве смогла бы она так легко смотреть в прошлое, вспоминая ушедшие годы? Это она сама рассказывала соседям. Она любила ходить по гостям, любила разговаривать и смеяться, да и язык у неё был без костей. Будучи уже пожилой женщиной, она не стеснялась рассказывать о позорных делах своей молодости, таких как похищение девушек, или о своих любовных связях в партизанском отряде; обо всём этом она вещала направо и налево. Заговорив о ненавистных ей вещах, она начинала ругаться, дойдя до весёлых событий — смеялась, но о чём бы ни говорила, всё звучало восхитительно. Впрочем, теперь она нечасто могла выбраться в гости, так как взяла под опеку троих сирот, один из которых был инвалидом, и всё своё пособие старого революционного бойца тратила на них. Теперь же, после того как она забрала к себе тётушку, её каждый день ожидал полный таз перепачканной одежды, требующей стирки, а ещё нужно было помогать тётушке переворачиваться, обтирать её тело, кормить, давать лекарство, обсыпать тальком, чтобы не было пролежней. От усталости её глаза пожелтели, зубы болели всё сильнее, и она частенько ругала свою старость, придерживая щёку.

Оба её родных сына не на шутку забеспокоились, им оставалось только вступить в тайный сговор, заказать лодку и без предупреждения увезти тётушку прочь. Узнав об этом, тётя Чжэнь очень рассердилась и, вцепившись в бутыль с удобрениями, заявила: «Увозите, вот только я тоже жить не хочу. Если хотите отправить её куда подальше, то и меня заодно отправляйте, отвезите нас обеих в крематорий».

Младший сын от ярости чуть не повыдёргивал себе волосы, выбежал, хлопнув дверью, и несколько месяцев жил у друга, не желая возвращаться домой.

Старший сын даже с помощью жены не мог переспорить родную мать, но, поскольку супруги были горазды на выдумки, они стали размышлять, как бы облегчить труд тёти Чжэнь. Наконец они придумали способ — прорезать отверстие в кровати и матрасе тётушки, это отверстие закрыть съёмной крышкой, а под ним поставить ночной горшок. Таким образом, стоило лежащему на кровати человеку открыть крышку, протолкнуть зад в отверстие, и можно было спокойно справлять нужду. Однако тётушке это отверстие пришлось совершенно не по душе, и когда ей приспичивало по-большому, она оглядывалась по сторонам и, недолго думая, как и прежде испражнялась в кровать, декларируя тем самым, что против неё бессильны любые заговоры.

Молодые продолжили совершенствовать технологию, установив вместо спального основания решётку. В такой конструкции было много преимуществ. Во-первых, улучшалась циркуляция воздуха, что препятствовало образованию пролежней. Во-вторых, это сильно облегчало уборку — теперь как бы беспорядочно ни справляла нужду больная, все испражнения просто падали сквозь прутья на специально насыпанную под кровать растительную золу, и ухаживающему человеку оставалось только вымести весь этот мусор из-под кровати. Что касается постельных принадлежностей, здесь тоже произошли изменения: вместо простыней решили использовать плотные штаны с прорехой сзади, какие носят маленькие дети.

Это было похоже на разведение свиней и выглядело не очень уважительно по отношению к больной, но, если подумать, разве существовал какой-то другой способ?

Модернизация продолжалась. Например, было предложено обрить голову больной наголо, чтобы не завелись вши. Фарфоровую посуду заменили на деревянную, опасаясь, что больная может разбить тарелку и пораниться осколками. Эти новые способы оказались очень эффективными: ослаб неприятный запах в доме, а образовавшиеся на теле тётушки пролежни покрылись корочкой и стали зарастать новой розовой плотью. Также у неё улучшился аппетит — она даже немного пополнела. Однако в результате возникла другая проблема: сил у неё тоже прибавилось. Чтобы порадовать свои глухие уши, она всё чаще и всё более яростно колотила о край кровати, звонко крича: «Маото!» Уставившись на потолок, громко звала: «Маото, иди сюда! Я тебя видела, не надо от меня прятаться!»