Луна над рекой Сицзян

Секретарь Хуан часто болтался на кухне. Время от времени он тушил говядину, иногда варил лапшу, а порой приходил одолжить немного соевого соуса. С каждым его визитом количество свиного жира или чайного масла в масляном баке заметно сокращалось. Чжичжи, на дух не переносящий «крыс», которые спекулируют маслом, дважды шептался об этом с бухгалтером и главой сельской общины. Немудрено, что секретарь Хуан его недолюбливал и постоянно поручал ему убирать туалеты или чистить колодец. В тот день, послав Чжичжи почистить обувь и постирать носки бухгалтера Лю, он отправился в комнату повара поискать ключ от кухонного буфета. Не иначе как имел планы на соевый соус или свиной жир, спрятанные там. Быстро порывшись на столе и осмотрев кровать, он вдруг неожиданно обнаружил большую фотографию под соломенной циновкой. Эй, разве эго не та потаскушка? Не та американская шпионка?

Секретарь Хуан тут же завопил.

Как раз к тому времени подоспела весенняя вспашка, и сельская община по обыкновению созвала общее собрание, чтобы повысить эффективность сельскохозяйственного производства посредством классовой борьбы. Группа помещиков и кулаков была выведена на сцену для признания своей вины. Чжичжи тоже повесили деревянную табличку на шею за то, что он якшался с помещиками и богатыми крестьянами. На фотографии младшей сестры Ян, ставшей неопровержимым доказательством его сопротивления революции и идеологической деградации, красной краской нарисовали крест, а затем, перевернув вверх ногами, приклеили её на деревянную дощечку.

«Сюн Чжижэнь, ты однажды сжёг и сделал совершенно несъедобными десятки килограммов риса, забыв добавить воду при его пропаривании. Правда ли, что ты, сын вора, намеренно растратил народное продовольствие?»

«Сюн Чжижэнь, в капусте, которую ты пожарил, были опарыши. Так ты кормишь наши революционные кадры, словно свиней, да?»

«Ты почти ежедневно бреешь голову и купаешься. Ишь ты, жаба захотела стать чиновником, неужто она позабыла о своих корнях?»

«В твоей комнате нет изображения председателя Мао, зато есть фотография шпионки. Как это понимать?»

«Ты, проходимец, ещё и спрягал снимок с изображением этой ведьмы под ватным одеялом!..»

Активисты развернули обличительную критику, совершенно не заботясь о нескольких хихикающих в толпе подростках и о женщинах, неловко выражающих всем своим видом: «Тронь меня — и получишь».

Склонив голову, Чжичжи стоял как окаменевший, не издавая ни единого звука. Внезапно алый поток хлынул из его ноздрей, и кровь, хлюпая, закапала на пол. Он попытался зажать нос рукой, ладонь в один миг залилась кровью. Он стал утираться рукавом, и вся манжета мгновенно окровавилась. Кадровые работники оцепенели. Поднеся полмиски холодной воды, они несколько раз смочили ему лоб и затылок, но кровь продолжала струёй хлестать из его носа, окрасив в красный цвет его одежду, туфли и носки. Когда активисты подтолкнули его к выходу со сцены, он упёрся, не желая уходить. Стоило ему отрицательно покачать головой, как в его ноздре лопнул кровавый пузырь, забрызгав алыми каплями лицо стоявшего рядом старого помещика. В первые минуты его кровь была очень густая, тёмно-багрового цвета. Всё вытекая и вытекая, она начала светлеть и, будто смешавшись с водой, приобрела ярко-красный опёнок. Чжичжи заткнул себе ноздри протянутым кем-то комочком ваты, но алая жидкость очень быстро пропитала его насквозь и вновь протекла наружу, покрывая кровавыми пятнами находившиеся на сцене столы, лавки, чайные чашки, рупоры, плакаты — и это в самый разгар собрания критики и борьбы! По мере нарастания беспорядка среди присутствующих кровотечение из его носа становилось всё сильнее и сильнее, превратившись прямо-таки в фонтан. Кровь случайно забрызгала морду проскочившей под ним старой собаки, окрасив её в ослепительно-красный цвет. Истошно завыв, та кинулась вниз со сцены. Белая курица, также окроплённая и превратившаяся в красную курицу, хлопая крыльями, взлетела на дерево, листья которого в свой черёд окрасились алым. На земле образовалась целая лужа крови, которая постепенно вспухала; от неё начинали ответвляться небольшие ручейки, которые текли, извиваясь и захватывая но пути крупинки песка и опавшие листья и просачиваясь сквозь песок. На помосте отчётливо выделялись натоптанные кем-то кровавые следы, люди невольно подумали о сценах убийства.

Чжичжи был и сам ошеломлён всем происходящим. В панике он начал метаться туда-сюда, зажимая нос и громко вопя. Капли кровавого дождя разлетались вслед за ним, повсюду — безумные брызги, словно он действительно был пульверизатором высокого давления, который брызгал красной краской, куда бы его ни навели. Никто из присутствовавших не мог поверить, что в этом тощем сироте было столько крови, что он умудрился окрасить ею весь Мапинчжай.