Странное место Оксфорд. Пока ты на окраине, он ничем не отличается от любого другого британского города. Эдвардианские здания, переходящие в викторианские с чужеродными вкраплениями пятидесятых годов двадцатого века. Но стоит перейти через мост Магдалины, и сразу же оказываешься посреди самого крупного скопления средневековых зданий. Историческая архитектура, конечно, производит сильное впечатление, но что касается дорожного движения, то пробираться по этим узким улочкам будешь примерно столько же, сколько потратил на всю дорогу от Лондона.
Джон Радклифф, придворный врач Вильгельма и Марии, славился в свое время тем, что очень мало читал и практически ничего не писал. Поэтому логично, что именно он основал одну из известнейших оксфордских библиотек. Научная библиотека имени Радклиффа находится в здании с круглым куполом. Оно напоминает собор Святого Павла, только без лишней религиозной символики. Внутри много гладкого тесаного камня, старых книг и галереек и царит странная напряженная атмосфера места, где шумная молодежь ведет себя неестественно тихо. Человек, с которым у нас была назначена встреча, ждал нас у самого входа, возле доски объявлений.
За пределами больших городов моя внешность, бывает, вгоняет людей в ступор. Это как раз и случилось с доктором философии, академиком Гарольдом Постмартином, куратором спецхранилища Бодлианской библиотеки. Он явно ожидал, что Найтингейл представит в качестве своего нового ученика «кого-то не такого». Я прямо-таки видел, как он мучительно подбирает слова, чтобы сказать «да он же негритос!» в какой-нибудь не столь обидной форме. Я избавил его от страданий — просто протянул руку. На эту тему у меня есть золотое правило: если человек при этом не шарахается прочь, боясь прикоснуться к моей руке, значит, с ним можно иметь дело.
Постмартин был согбенным седовласым джентльменом, на вид гораздо старше и немощнее, чем мой отец. Но рукопожатие у него оказалось неожиданно крепкое.
— Так, значит, вы и есть новый ученик, — констатировал он, постаравшись, чтобы это не звучало как обвинение.
Я понял, что мы, скорее всего, поладим.
Как и в большинстве современных библиотек, видимая посторонним часть библиотеки Радклиффа была лишь верхушкой айсберга. Основная ее составляющая, книгохранилище, располагалась под площадью Радклиффа, в залах, заполненных книгами и назойливым гулом новейших кондиционеров. Постмартин проводил нас по узким коридорам с оштукатуренными стенами к массивной металлической двери с надписью «ВХОД ВОСПРЕЩЕН». Провел магнитной карточкой по блоку, набрал код — и дверь с громким лязгом открылась. За ней мы увидели точно такой же зал с такими же полками и кондиционерами, как и многие предыдущие. И еще там был офисный стол, на котором в гордом одиночестве стояло нечто напоминающее плод несчастливой любви раннего «Мака» и IBM.
— Это персональный компьютер «Амстрад», — пояснил Постмартин. — Думаю, он даже постарше вас.
Усевшись на один из лиловых пластиковых стульев, он включил этот древний агрегат.
— Никаких аксессуаров для подключения к сети и USB-разъемов — только трехдюймовые дискеты, которые больше уже не выпускают. Устаревшее устройство, да, — но в этом его безопасность. Тот же принцип, что и в «Безумии». Устройство, к которому нет доступа, невозможно… хакнуть — так сейчас говорят, да?
Включившийся монитор оказался неприятного зеленоватого цвета. Потом я понял, что он монохромный, как старые киноленты. Когда машина начала читать трехдюймовую дискету, то аж задребезжала.
— У вас с собой тот экземпляр «Principia»? — спросил Постмартин.
Я протянул ему книгу. Он принялся неторопливо перелистывать страницы.
— Каждый экземпляр этой книги у нас в библиотеке помечен особым образом, — заметил он. Затем остановился на одной из страниц и показал на текст пальцем: — Смотрите, здесь одно слово подчеркнуто.
Я посмотрел. Это было слово «regentis».
— Что это означает? — спросил я.
— Скоро узнаем, — ответил Постмартин. — Думаю, вам лучше его записать.
Я записал слово «regentis» к себе в блокнот — и, пока писал, заметил, что Постмартин царапает что-то на листке писчей бумаги, явно думая, будто я этого не вижу. Как только я закрыл блокнот, он снова принялся листать страницы. Нашел другую отметку, и я снова достал блокнот и опять увидел, как он тайком пишет что-то на своем листке. Эти действия повторились еще три раза, после чего Постмартин попросил меня прочесть вслух записанные слова.
— Regentis, pedem, tolleret, loco, hostium, — перечислил я.
Постмартин посмотрел на меня поверх очков.
— Как вы думаете, что это означает?
— Думаю, то, что номера страниц важнее, чем эти слова, — ответил я.
Постмартин явно огорчился.
— Как вы догадались?
— Я читаю мысли, — ответил я.
Постмартин повернулся к Найтингейлу.
— Правда?
— Нет, — ответил мой наставник. — Он заметил, как вы выписываете номера страниц.