Луна Незаходящая (СИ)

Но кого она любит — меня или призрака, созданного кольцом? Она интересовалась мной ещё до поездки в Эрегион, бесспорно, но то чувство могло угаснуть за эти годы.

Бедная, бедная Ормалэ. Моё золотое светило. Мы с Тэльпериэн — серебряные.

Тэльперион и Исиль, его «младший брат», его блеклая, неверная тень.

Однако Тэльперион погиб, а Исиль продолжает сиять.

========== 1600 В.Э. О Едином ==========

Эру, Эру! Помоги мне! Помоги всем, кого я люблю. Помоги мне искупить мою вину и остаться в живых. Помоги мне возлюбить смерть, ибо это единственный выход из ловушки, в которую я угодил.

Но что бы я решил, умерев? Пока кольцо существует, оно опасно. Умертвив себя, я лишь взвалил бы эту ношу на чужие плечи.

Сейчас Эленья висит на цепи у меня на шее. Я думаю о нём непрестанно, как пьяница о вине. Нет — скорее как жаждущий о воде, моряк — о суше, утопленник — о воздухе. Пока оно со мной, мне не найти покоя.

Может, похоронить его на дне океана? Не смогу. Оно дорого мне. Только если я привяжу к ноге камень и шагну со скалы… Но могущество его создателя велико. Он с лёгкостью выкует ещё дюжину таких. Одним больше, одним меньше — что это изменит?

(Я поднаторел в искусстве самооправдания; я замечаю, что и сейчас изощряюсь в нём, но не могу остановиться.)

Если я не сдамся, то, возможно, мне ещё удастся что-то исправить.

Теперь, когда буря миновала и я вновь обрёл способность рассуждать ясно, попытаюсь восстановить последовательность событий на пергаменте. Тогда ответ явится сам собой.

1600 год Второй Эпохи, Рингарэ, день тринадцатый…

Из-за обсуждения вопроса о наследовании Хьярростар заседание затянулось до глубокой ночи. Новые советники, как обычно, ничего не понимали, старые не воспринимали их всерьёз, Тар-Тэльпериэн не собиралась отдыхать, пока решение не будет принято, а мой сын считал, что собрание пройдёт даром, если он не оспорит каждое моё слово.

Но я извёл достаточно страниц, спрашивая, почему мне всё сложнее ладить с ним.

В часу восемнадцатом* я услышал шум — какой-то шёпот или шуршание. По глупости поднялся, чтобы закрыть окно, обнаружил, что все они закрыты, и, извинившись, вернулся на своё место. Тар-Тэльпериэн поинтересовалась, всё ли в порядке.

«Мне показалось, здесь сквозняк», — ответил я, медленно бледнея.

Ненадолго всё стихло, и я продолжил внимать обсуждению.

Вдруг перед глазами вспыхнуло пламя. Звуки сложились в слова. Я попытался разобрать их, но не смог, и не на шутку перепугался. В надежде, что это лишь искажение потока мыслей, я попытался записать услышанное на пергаменте, который использовал для пометок. Получился нескладный набор тэнгвар.

Мои худшие подозрения оправдались.

Осанвэ не могли быть не поняты. Если смысл слов оставался недоступен мне, это могло означать только одно: я действительно слышал их.

— Атаринья, вам плохо? — воскликнул Элерайнэ.

Я уронил голову на стол, а сын держал меня за плечо; сам не заметил, как оказался в таком положении. На мне сошлись испуганные взоры советников.

Под предлогом плохого самочувствия я испросил у сестры разрешения удалиться. Тар-Тэльпериэн приказала Элерайнэ проводить меня и вызвать врача, но я запротестовал и с возгласом «Не надо врачей, оставьте меня одного» выбежал из комнаты.

Звуки становились всё отчётливее и громче. Невнятный, грубый шёпот… Наваждение пожирало рассудок. И оно победило, едва я успел запереться.

Я очутился в жутком и странном месте. Когда дым перед глазами рассеялся, я понял, что нахожусь в кратере вулкана. Мне стало дурно от жара и едких испарений.

Владыка этого места соорудил площадку прямо над лавой и работал у наковальни на её краю. Аннатар. Я узнал его, несмотря на то, что он изменил обличие. Как перекатывались под озарённой пламенем кожей его мускулы! Он не боялся огня, потому что воплощал его. Его голос сливался с бурлением лавы и раздавался над расщелиной грозным эхом.

Ash nazg durbatulûk…

Эленья излучало ровный свет и нестерпимо жгло кожу. Я попытался повернуть его, но стало только больнее.

Ash nazg gimbatûl…

Аннатар поднял над собой раскалённое добела кольцо. Металл прорезала надпись. Именно её я наивно пытался повторить.

Ощутив на себе взгляд, я обернулся. Мы были не одни. Проход, ведущий к расщелине, обрамляла арка. Под ней стояли два человека — загорелый юноша в причудливых доспехах и женщина, подобных которой я никогда не видел. Полы и рукава её широкого одеяния — такого же алого, как её губы — развевались на ветру, а раскосые карие глаза глядели прямо и ясно.

После стольких лет я впервые узрел моих собеседников воочию.

Как я и ожидал, оба оказались иноземцами. Но, если Кхамул отличался от людей Запада только цветом кожи, то Алый Сумрак (Карнагон на её языке) принадлежала к совершенно чуждому нам племени.

Ash nazg thrakatulûk…

«Что происходит?» — спросил я (разумеется, с помощью осанвэ) у кольценосцев, подойдя к ним.

«Начинается новая эпоха, — ответила Алый Сумрак. Она всегда разговаривала больше Кхамула и лучше владела словами (мыслеобразами). — Государь объединяет все кольца в одном».

Заметив моё недоумение, она продолжила: