Луна охотника

Если проводить в госпиталях так много времени, как это делаю я, можно воспользоваться одним преимуществом: пока рассасываются рубцы швов, пока срастаются кости, есть масса времени для чтения. В больнице я открыл для себя Платона, познакомился с Декартом и Киплингом. Я обожаю Киплинга; его рассказы о жизни в Индии так меня захватили, что захотелось узнать о том времени побольше, и тогда я многое прочел об охоте на тигров. Один из трюков местных охотников называется «козел Иуды»: козла привязывают к колышку посреди полянки, а стрелки занимают позиции под деревьями, откуда удобно стрелять. Крики животного привлекают тигра, он набрасывается на жертву, и у сагиба появляется новый трофей для гостиной. Так вот, Джульетт должна стать для меня «козой Иуды».

Как ни противно жаловаться, я никогда не испытывал радости от подобного занятия. Пытки людей — это не самый лучший досуг, но, как я говорил Энни еще в Бристоле, это лучше, чем вероятность получить толпы линчевателей и полную анархию. Я тщательно выбираю свои жертвы, предпочитаю потратить лишнее время, чтобы выбрать самую подходящую цель и степень давления, тогда как последователи Линча в этом случае просто буянят и сжигают дома вместе со всеми, кто находится внутри. Хоть убеждение, что «этот способ не хуже всякого другого», и не может служить оправданием, я все же не хладнокровный убийца и не психопат — я хирург. Как и в случае с Бенни, я притворялся перед Джульетт, что получаю удовольствие от ее мучений, и тем только усиливал ее страхи. Если бы мне пришлось иметь дело с профессионалом, я бы дал ему понять, что мне скучно, но надо продолжать работу. Раз уж она стала фанатичкой, она должна и во мне видеть эту страсть, чтобы представить, как далеко я могу зайти.

Вот так защищаются ваши свободы, и одна из них — не считаться с ценой этой защиты.

Итак, когда Джульетт достигла крайней степени возбуждения, пришло время переходить ко второй части плана. Я на десять секунд убрал барьер и позволил ее мысленному крику унестись к цели, а затем снова восстановил защиту. Этого достаточно, чтобы сестры поняли, в какую беду попала Джульетт, что она успела позвать на помощь, пока мы ее не остановили. И самой Джульетт хватило этих мгновений; она поняла, что послание достигло цели, и обрела слабую надежду, которую я мог легко разрушить.

Я увидел, как эта надежда прогоняет из ее глаз ужас. Ей хватило этого, чтобы мысленно ухватиться за соломинку, чтобы прочитать молитву, призывая сестер ее спасти.

— Они идут, — сказала она. — Они сейчас придут и уничтожат тебя.

— Надеюсь, что это так, Джульетт. Как раз поэтому я и позволил им тебя услышать. Здание окружено вооруженными солдатами, и, как только они подойдут, их всех перестреляют. Ты только что убила их, Джульетт.

— Нет.

В шепоте еще слышалось недоверие, но причин сомневаться в моих словах у нее не было.

— Да, — усмехнулся я.

Я чувствовал, как кто-то пытается снаружи преодолеть защитный барьер — сестры стараются установить контакт. Именно этого я и добивался. Теперь остается только взять след и выяснить, где они скрываются. У меня под рукой имелись карты и маленький серебряный медальон, снятый с шеи Джульетт, чтобы использовать в качестве маятника. Вещица была очень красивой: цветок в кельтском стиле с пентаграммой внутри. Пару раз это изображение встречалось мне в книгах в Пиккерелл-хаусе, такой же медальон я видел на шее Энни и на тех двух женщинах, которых убил раньше. Я догадывался, что этот символ тесно связан с общиной, и подвеска идеально подходила для моих целей. Буквально через две минуты я выяснил, что сестры все еще находятся в Бристоле, скрываются в самой бедной части города, в доме с весьма дурной репутацией. Это меня вполне устраивало: полицейский рейд едва ли удивит местных жителей. Я установил еще один барьер вокруг центра, где лежала Джульетт, вышел из круга и запечатал основной щит. Теперь Джульетт была ограждена от сестер двумя слоями магии — психологический эффект двойного остекления, и он продержится намного дольше, чем мне требуется.

— Отлично, Джульетт, я должен поблагодарить тебя за помощь, — сказал я.

Она стала осыпать меня бранью, а я спустился к машине и уехал. Я думаю, она меньше бы расстроилась, если бы я действительно причинил ей боль. Сознание, что ее так легко провели, было, вероятно, невыносимым.