Луна с неба

— С чего это? Кто угодно на его месте взял бы нас к себе! Дядя Джером запрыгает от радости, когда увидит своих чудесных племянников! Мы же отличные ребята!

Иногда Крыса жутко меня смешила. Но спору нет, мы и правда отличные ребята.

— А если он захочет, чтобы мы жили в Нью-Йорке? Ты не будешь скучать по Виннипегу?

— Конечно буду. Мне будет не хватать друзей. И Гарольда. И мисс Маунтшафт. И от балета придется отказаться. — Она манерно приложила тыльную сторону ладони ко лбу и закатила глаза. — А ведь я могла бы стать величайшей балериной за всю историю Виннипега. Придется обойтись драматической карьерой.

— Ну, ты всегда будешь королевой драмы, это уж точно.

Крыса выпрямила спину:

— А если он захочет, чтобы мы продавали для него наркотики? Йоу, надо ширнуться — не стой как дурак! Топай сюда, потолкуем, чувак! — Из уличного драгдилера в духе семидесятых она вдруг превратилась в сестру маленького лорда Фаунтлероя. — Взявшись за торговлю наркотиками, следует с осторожностью относиться к намерениям и взглядам своих покупателей. Опрометчивость в этом деле может повлечь весьма плачевный результат. Можно оказаться в большом казенном доме, где всякий сброд станет глумиться над твоим акцентом! И тем не менее при должной рассудительности подобное предприятие способно принести неплохие барыши.

— И ты бы стала торговать наркотиками?

— Конечно нет! — ответила Крыса своим нормальным голосом. — Тогда я бы перестала быть замечательной девчонкой. А мне это слишком нравится.

— В любом случае ты будешь жить на прибыль от торговли наркотиками. Если, конечно, дядя Джером, — Крыса заставила меня называть его именно так, — вообще захочет взять нас к себе.

— Мы сироты, брат. У нас нет выбора. Ты пока вообще об этом не думай. Лучше скажи: если бы ты мог повстречаться с любой американской суперзвездой, кого бы ты выбрал?

Я никогда не понимал, что такого особенного в этих суперзвездах, но Крыса была ими просто одержима. Она не просто читает журналы о жизни звезд, она их буквально изучает! Анализирует полученную информацию и делает выводы — прямо как трейдер с Уолл-стрит. Она безошибочно определяет, кто на подъеме, а чья слава клонится к закату. И если Крыса сказала, что кто-то выбыл из игры, значит, все — на этой знаменитости можно ставить жирный крест. Никто о ней больше никогда не услышит.

— Не знаю. Наверное, Дженнифер Лопес или Джулию Робертс. Или Халли Берри, мне нравится Халли Берри!

— Это все пустые красотки с большими задницами. Ты жалок!

— А ты высокомерная зазнайка! Вот ты кто! Ну, давай скажи мне, с кем бы ты встретилась? Выкладывай, не томи!

— И не подумаю, раз ты так себя ведешь!

Тут у нее пискнул телефон. Крыса посмотрела на экран и сообщила:

— Это Гарольд. Пишет, что попробует поговорить с отцом Генри, чтобы он устроил папе приличные похороны. И еще просит, чтобы мы были осторожны.

— Я знал, что индейская погребальная церемония ему не понравится.

— Не то чтобы она ему не понравилась. Просто он убежденный христианин. — Крыса заползла в спальный мешок и распорядилась: — Я подремлю, разбуди, если случится что-нибудь интересное.

Она натянула мешок на голову и полностью скрылась внутри.

— Халли Берри… Пипец! — донеслось оттуда. — Да она тебе в бабушки годится.

На закате поезд остановился в чистом поле. Вокруг насколько хватал глаз, простиралось пшеничное море. Мы раскрыли двери и посмотрели на локомотив. Там не было видно ни души, как будто мы ехали на поезде-призраке. Мы сели в дверях и стали смотреть, как садится солнце.

Я думал о том, каково было бы жить здесь, вдали от людей, если бы рядом не было никого — только я и Крыса. Крыса допила последнюю оставшуюся порцию моккочино, спрыгнула из вагона на землю и запетляла по пшеничному полю.

— Если отстанешь от поезда, я не виноват, — предупредил я.

Крыса невозмутимо улеглась в колосьях:

— Не отстану.

В лучах заката пшеничное поле сначала казалось золотым, потом розовым, а потом стало красным, когда солнечный диск коснулся горизонта. Наверное, машинист остановил состав просто для того, чтобы полюбоваться закатом, потому что, как только солнце ушло, поезд тронулся.

— Думаешь, мама сбежала с ним?

— С кем? — спросила Крыса, забираясь в вагон.

— С дядей Джеромом.

— Так вот что произошло! — Она сузила свои круглые глаза и заговорщицки огляделась. — Наш собственный семейный скандал! Мама сбегает с папиным собственным родным братом! Джером Де Билье против папы Де Билье! Стреляться на рассвете и все такое!

Я пожалел, что спросил.

— Джером Де Билье с позором отлучен от семьи и живет в изгнании! А мы все пропустили! — Она немного посидела молча, переваривая такую роскошную идею. — У нас еда осталась?

— Нет.

— Тогда я ложусь спать.

Она свернулась клубком в спальном мешке и через минуту засопела, как мелкий грызун. Она напоминала мне хомяка, который у нас когда-то жил. Это был самый ленивый хомяк всех времен и народов. Колесо у себя в клетке он игнорировал — подозреваю, он даже не догадывался, зачем оно нужно. Он только ел и спал, свернувшись на соломе.