Луна твоей жизни

— Это не брехня. Это правда. — Кира еле сдерживает слёзы. А меня ещё больше выводит из себя её упёртость.

Я встаю и резко подхожу к ней, склоняюсь ближе, к самому лицу и яростно бросаю:

— Это же полная бездарность! Ты хочешь доказать мне, что моя ассистентка так ничему и не научилась? Я знаю, что это не так. Зачем ты скрываешь от меня настоящие воспоминания?! — я резко ударяю ладонью по столу. Она вздрагивает, и слёзы начинают заполнять её ясные глаза.

— Кирилл, я… извини… мне лучше уйти. Я переделаю рассказ. — она делает попытку встать, но я хватаю её за плечо и надавливаю на него, чтобы она села обратно.

— Я хочу показать тебе, как надо чувствовать, чтобы написать что-то действительно стоящее. Поделюсь, так сказать, опытом. — я хватаю её за худенькие плечи и увлекаю к своему столу. — Вот, смотри, тут я творю. Прямо на этом столе. — я наклоняю её над столом. Малышка вся дрожит, слёзы капают на мои книги.

— Сегодня ты научишься уважать литературу по-настоящему. — нажимаю на её спину и прижимаю лицом к столу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Её попка аппетитно оттопыривается, пока она пытается высвободиться из захвата. От этой картины чувствую, как в штанах становится тесно. Но я пытаюсь усмирить свои желания. Они мешают мыслить здраво и не дадут остановиться, когда урок будет усвоен.

— Кирилл, пожалуйста, что ты делаешь?! — в ужасе кричит моя девочка.

— Кира, скажи, тебя в детстве пороли, когда ты была непослушной маленькой дрянью? — Чувствую, как она напрягается под моей ладонью и подозрительно затихает. — Знаешь, порка поможет тебе освободиться от всех комплексов, которые не дают тебе расправить крылья, моя птичка. — Я поглаживаю ладонью по мягкой упругой попке.

- Ну, ничего, сейчас я тебя освобожу. — Я расстёгиваю ремень на своих брюках и вытаскиваю его из петель. Кира жалобно съёживается. Я чувствую, как напряглись мышцы её спины под моей рукой. Она тихо шепчет:

— Кирилл, пожалуйста… ты не понимаешь… это сломает меня. Не надо, прекрати. — её голос такой бесцветный и тихий.

Но меня невозможно остановить. Всё напряжение и боль, которые годами копились во мне, сейчас требуют выхода. Я должен показать ей своё истинное лицо. Она либо сломается и подчинится, либо уйдёт. Она не сможет любить меня таким.

— Считай, девочка. — яростный шёпот срывается с моих губ.

Я прижимаю Киру к столу ладонью правой руки, а левой расстёгиваю её джинсы и резко стаскиваю их вниз вместе с трусиками. Кира делает отчаянную попытку вырваться, но я твёрдо удерживаю её. Теперь я могу любоваться белым как молоко бархатом её кожи. Я вижу, как её беззащитная обнажённая попка извивается в попытке избежать наказания. От этого напряжение в моём члене усиливается. Мне кажется, сейчас его разорвёт от возбуждения.

Я беру ремень, замахиваюсь и с силой опускаю его на её плоть. Она взвизгивает и сжимается от боли. Потом начинает содрогаться всем телом под моей рукой. Чувствую свою безграничную власть над этой хрупкой маленькой фигуркой.

— Считай, я сказал — мой голос звучит очень хрипло и требовательно.

— О..один, — запинаясь выдыхает она одними губами

— Хорошая девочка.

Я глажу место удара ладонью. Потом резко заношу ремень и ударяю её ещё. Боль и унижение искажают её заплаканное личико.

— Два…

Я ударяю ещё раз. Красная полоска появляется на бледной коже. Она пытается сжать мышцы, но я начинаю гладить её по месту удара и, когда она расслабляется, я наношу ещё один, потом без перерыва ещё два.

— Три, четыре… ох, — она вся дрожит, — пяяять!

— Скажи, ты уже чувствуешь что-то новое? — хриплым от возбуждения голосом шепчу я. — Ведь это не я тебя бью ремнём, это искусство наносит ответный удар.

Я склоняюсь к её уху и облизываю мочку, обжигая горячим дыханьем. Провожу языком по её шее. Она такая сладкая. Я чувствую её страх, она вся дрожит. Свободной ладонью я поглаживаю её по пояснице, спускаюсь ниже и провожу ладонью по красным пятнам. Ласково и нежно.

— Видишь ли, искусство не терпит дилетантов. — я продолжаю ласкать её шею. Потом наношу внезапный удар ладонью по её попке. Она, не готовая к нему, вскидывается и начинает стонать. Я ударяю ещё раз. Кира уже не ёжится от каждого удара, но незаметно выпячивает попку навстречу моей руке.

— О, детка, я вижу, ты приняла свою боль. — я ласково глажу её по красным следам на коже, — ты на правильном пути.

Я кладу ремень ей на спину, опускаюсь рукой ниже и раздвигаю набухшие губки у самого входа. Она вспыхивает и оттопыривает свою попку, чтобы мне открылся лучший обзор.

— Детка, да тебе всё это нравится так же, как и мне. — я не могу скрыть злорадство в голосе.

Вопреки ожиданиям, замечаю, что она вся мокренькая. Провожу пальцами по кругу, делаю их влажными и вставляю в неё сразу два. Раздвигаю горячую плоть. Такая узенькая, что я с трудом проникаю глубже. Она громко стонет от потрясения.

— Какая же ты плохая девочка. — я любуюсь её до предела возбуждённым телом, которое теперь управляет ей вместо разума. — ты такая грязная, что даже наказание тебе не поможет.