Луна в кармане

– Подлей чаю седьмому столику! – бросала она через плечо, проходя мимо со стопкой грязных тарелок в руках. – А шестой, похоже, ждет не дождется своего счета.

– Точно, – говорила я и отправлялась выполнять указания.

Изабель игнорировала меня, плечом отодвигая с пути к морозильнику или окошку выдачи.

– Важно помнить, – повторяла Морган, – что ты человек и заслуживаешь уважения. Порой посетители забывают об этом.

Это я уже уяснила, когда огромная женщина со стрелкой на колготках спросила меня, чем отличаются начос и начос-делюкс.

– Позвольте, я сверюсь с меню, – сказала я, вытаскивая его. – Я новенькая и еще не…

– Во дает! – громко обратилась она к своей подруге, закатив глаза. Подруга, столь же необъятная, громко захихикала и лопнула пузырь из жвачки.

– Ты шутишь?! – воскликнула Морган, когда я рассказала ей. Она развернулась, положив руки на бедра, и испепелила столик взглядом. – Должен же быть предел грубости!

– Судя по всему, нет, – отозвался Норман из кухни, переворачивая бургеры.

– Ничего страшного, – промолвила я.

– Очень даже чего! Ты не дурочка, Коули. Не позволяй никому убеждать тебя в обратном. Договорились?

– Да, – кивнула я.

Она сделала глубокий вдох и оттарабанила:

– Стандартные начос: фасоль, чипсы, сыр, острый перчик. Начос-делюкс: все то же самое плюс курица или говядина, томаты и оливки.

– Во даешь! – громко засмеялся Норман.

– Воистину, – откликнулась Морган, хватая чайник у меня из-за спины. – Выходи, – сказала она мне, кивая на мои столики. – Работа не ждет.

На этом обучение не закончилось.

– Хороший настрой – хорошие деньги, – твердила Морган. – Плохой настрой – малые деньги.

– Ох, да заткнись ты уже, – стонала Изабель, яростно загоняя ручку обратно в свою прическу. Не знаю, что раздражало ее больше – советы от Морган или то, что она делилась ими со мной.

И все же именно Морган всегда первая ломалась под напором толпы посетителей. За первые две недели моей работы она увольнялась дважды. Три, если считать мой первый день в Колби. События всегда развивались по одному и тому же сценарию. Все начиналось с какого-нибудь хамского поступка под конец смены. Она объявляла, что сыта по горло, снимала фартук и гневно швыряла его, сообщив, что увольняется. Хлопнув дверью, отправлялась высказать обидчику все, что о нем думает. Но поскольку к тому времени хамы успевали уехать, Морган возвращалась и, ворча, надевала фартук обратно.

Изабель наблюдала за этими сценами со стоическим спокойствием. Похоже, она никогда не расстраивалась и не злилась, ничего не воспринимая на свой счет. Драматизма Морган с лихвой хватало на двоих. Иногда я брала двойные смены, подменяя Морган, которая ждала звонка от Марка. Она очень благодарила меня. Порой я подменяла Изабель, чтобы она отоспалась с похмелья или сходила на пляж. В ее благодарности ничего невероятного не было – максимум равнодушное «спасибо» через плечо по пути на работу или домой. Когда мы трудились в одну смену, она включала музыку погромче, чтобы нам было трудно разговаривать. После закрытия обычно уезжала в город, а я возвращалась домой пешком, в темноте.

Меня это не слишком задевало. Я много лет слушала, как люди шепчутся у меня за спиной, ехидно обсуждают меня, поглядывая из дальнего угла спортзала или раздевалки, и испытывала благодарность, когда оскорбления хотя бы не выкрикивали мне в лицо. Меня называли жирдяйкой и дешевкой. В общем, безразличие меня не тревожило. Долгое время только к нему я и стремилась.

Работая в дневную смену, домой я возвращалась ранним вечером, когда Мира спала. Тихий час являлся обязательной частью ее дневного распорядка – как у малышей. Мира говорила, что если не поспит днем, то потом плохо соображает. Я снимала уличную обувь и на цыпочках обходила дом, не забывая прислушиваться, не скрипнет ли дверь спальни.

Миру нельзя было назвать образцовой домохозяйкой. Пыль покрывала все поверхности, а с потолка по углам свисала паутина. В первую неделю я взяла дело в свои руки и привела в порядок свою комнату: вымыла окна и почистила все под кроватью, лишив крова целую колонию пыльных комков и несколько одиноких носков. В кладовой на первом этаже я нашла три пылесоса – все они, естественно, были сломаны, – и мне пришлось вооружиться шваброй. Во время уборки я размышляла о Мире.

Она повсюду ездила на велосипеде, даже поздно вечером, нацепляя в темноте на руль невероятно яркий фонарик, который порой ослеплял встречных водителей. Ее рацион ограничивался салатом с жареной курицей, домашними пончиками и сладкими сухими завтраками. Тетя постоянно затевала новые проекты: в гостиной, среди прочих вещей, можно было найти тростниковый стул со сломанным сиденьем, наполовину переплетенным заново, фарфоровую свинку на трех ногах, тюбик суперклея, игрушечный автобус с помятым передним бампером, который, похоже, лишился двух колес в миниатюрной автокатастрофе.

Я не задавала вопросов.