Луна Верховного. Том 3

Комок в горле растет сильнее и сильнее, поэтому сглатываю я с трудом.

– Зачем ты все это мне рассказываешь? – спрашиваю, нарушив собственное же обещание. – Зачем, когда ее больше нет?

Рамон темнеет лицом, а черты его заостряются, выдавая звериное начало.

– Она есть, Венера. – В его голосе уверенность, которую я не испытываю. Уверенность или самообман? – Наша дочь жива.

– Откуда ты знаешь? Я ее не чувствую.

Я правда ее не чувствую. Пыталась несколько раз нащупать эту связь, как это было с Рамоном, но у меня ничего не вышло. Это как в пропасть кричать.

– Я не знаю, для чего она нужна этим монстрам, Рамон. Для каких… экспериментов. – Меня даже передергивает от подобного. – Жива ли она еще?

– Венера, – рычит он, так что я вздрагиваю, – она нужна Альме живой. Я в этом сомневаюсь. Экспериментов и прочей дичи, которую ты себе придумала, не будет.

– Она сумасшедшая, – зло напоминаю я. – У нее ребенка забрали.

– Тогда тем более понятно, зачем она похитила Сару. Она хочет себе дочь, а значит, не причинит ей вреда.

Не причинит вреда? Ее у матери родной забрали! Лишили ласки, молока, любви. Не говоря уже о том, что…

– Это всего лишь. Твои. Домыслы, – я чеканю каждое слово, потому что надежда уже проникла в меня, отравляя своим теплом. Проливаясь кислотой на мое раненое материнское сердце.

– Тебе проще смириться с тем, что она погибла? Ты хочешь этого?

Все мое безразличие, которым я себя окружила, трескается как скорлупа, я с рычанием бросаюсь на Рамона:

– Да как ты можешь! Как ты можешь тыкать в меня этим? Это все твоя вина! Твоя! Ты это допустил!

Я хватаю его за лацканы пиджака, трясу, но он не сопротивляется. Мне кажется, даже если я перекинусь и буду рвать его когтями, Рамон не пошевелится. И это отрезвляет. Мне еще расплакаться на его плече не хватало для полного счастья, а затем помириться. Ну конечно! Он же убедил меня, что нашу дочь не затыкают до смерти иголками!

Поэтому я отдергиваю руки, отступаю, закрываюсь в свой кокон заморозки.

– Ты права, – говорит Рамон. – Я сделал свой выбор, спасал тебя, когда нужно было следить за дочерью.

А вот перекладывать на меня вину не надо!

– Я этого не просила.

– Это мой выбор. Но и дочь я не собираюсь отдавать Альме. Завтра я начну поиски Сары, поэтому улетаю из Легории. Я обещаю тебе, что верну ее. Но ты можешь поехать вместе со мной.

– Чтобы – что? – вырывается у меня. – Чтобы надеяться, а затем снова обмануться? Снова тебе довериться?

– Да, – говорит Рамон. – Довериться. Поверить, что мы сможем стать семьей.

– Не сможем, – отрезаю я, и новая тень набегает на лицо истинного.

– Тогда хотя бы поверить в то, что вы снова сможете быть вместе.

Поверить? Сердце кровоточит от этой мысли. От этой неопределенности. Сиенна хотя бы знала, а я… Я не знаю, что меня ждет. Что ждет нас с малышкой. Просто хочу подержать ее на руках. Поцеловать маленькие ручки и ножки. Услышать ее улюлюканье, смех. Предки, это все, что я хочу. Большего не надо. За это я готова даже умереть.

– Уходи, Рамон, – прошу я устало и поворачиваюсь к нему спиной. Будто на книжных полках самые интересные в мире книги! Но названия на корешках расплываются перед глазами. – Уходи, пожалуйста. Если ты вернешься… Когда ты вернешься, может быть, тогда мы поговорим.

Нет, это не объявление войны, я не выдвигаю условия. Я складываю оружие.

Истинный делает шаг ко мне, подходит так близко, что почти меня касается. Но не касается. Я чувствую его аромат, его обнимающее тепло, близость, которая становится почти невыносимой. Настолько она невинна и откровенна. Между нами несколько сантиметров, а по ощущениям целый океан. Завтра, возможно, именно так и будет.

– Вылет в одиннадцать сорок, – говорит он. – Если передумаешь…

– Не передумаю.

– Хорошо. Прощай, nena.

Он уходит, ступая мягко, а ощущения такие, будто уносит со мной сердце. Я ведь правильно поступила, тогда отчего такое гадкое чувство, словно я ошиблась?

ГЛАВА 3

Надо ли говорить, что ночью я сплю ужасно, ворочаюсь с боку на бок, то проваливаясь в сон, то вздрагивая от любого шороха. И дело не в резкой смене часовых поясов. Меня мучают не кошмары, а собственные мысли наяву. Мысли, сомнения. Разум твердит, что я поступила правильно. Но разум ли? Или обиженное эго? Не разумнее ли отправиться с Рамоном?

И что?! Куда я поеду? Зачем? За надеждой?

Миллион вопросов и ни одного ответа! Только потолок изучила вдоль и поперек, обнаружила легкую паутинку на светильнике: какой-то паучок постарался, а горничная не заметила.

Я так и не вернулась к друзьям. Поняла, что не готова к вопросам. К вопросам, к сочувствующим взглядам, к тому, чтобы держать улыбку. Попросила принести мне еду в комнату. И мне ее принесли. К счастью, сам повар, а не Чарли. Я почти была готова к тому, что подруга не вытерпит, замучается от любопытства и придет ко мне с допросом.

Не пришла.