Луна за моей дверью

Мы едим вместе на кухне, он сидит на мамином стуле, а я — на своем. Он ставит локти на стол.

— Что не так, Алистер?

— Ты ставишь локти на стол.

— Нет, я имею в виду, что с тобой не так… Ну, ты же понимаешь!

— Я родился недоношенным.

— И это как-то повлияло на твой мозг? Ты можешь скоро умереть?

— Нет, ничего такого, просто я хрупкий.

— Сколько тебе лет, чувак?

— Двадцать один год, девять месяцев и двадцать три дня.

Яро кивает, пытаясь переварить полученную информацию. А потом продолжает задавать вопросы:

— У тебя были проблемы с одноклассниками в школе и все такое?

— Я не ходил в школу. Я учился на дому, в Национальном центре дистанционного образования, а мама мне помогала. А еще я читал книги. Много книг. И смотрел видео.

— Ясно… А с друзьями у тебя все норм или они считают тебя странным?

— Нет, со всеми все хорошо, кроме Lulu52: иногда она говорит, что я чокнутый.

— Я не о друзьях из интернета, а о настоящих друзьях, каких-нибудь чуваках из соседнего дома.

Я ему не отвечаю, во-первых, потому, что это был не вопрос, а во-вторых, потому, что мне нечего на это сказать.

Он кладет вилку.

— У тебя нет друзей, да? А с кем ты тогда гуляешь на улице? Не ходил же ты все это время хвостом за мамой?

— Я не гуляю на улице.

Яро качает головой и хмурится. Это означает, что ему становится трудно усваивать получаемую информацию. Хотя в этом нет ничего сложного.

— Только не говори мне, что ты никогда не выходил из этой гребаной квартиры.

— Нет, конечно, я выходил! Я спускаюсь в подвал не меньше двух-трех раз в год и к почтовому ящику, когда мама болеет. Еще я несколько раз выходил из дома. Был у дантиста из-за кариеса, мама сказала, что надо лучше чистить зубы. И еще когда прищемил палец дверью. И когда все квартиры опрыскивали инсектицидом и сутки нельзя было возвращаться домой. В тот день мама отвела меня в гостиницу.

— Вот черт! Черт, черт, черт, черт.

— Мама говорит, что ругательства — это сорт трусости и что она этого не любит.

— Не любит она явно не только ругательства. Она держала тебя взаперти всю твою жизнь? Это чудовищно, чувак!

— Мама любит меня очень сильно. Она боится за меня и хочет быть уверена в том, что со мной никогда ничего не случится.

— Ах вот оно что. Ну, с тобой ничего особо и не случилось бы. Кроме поехавшей крыши.

Яро продолжает молча жевать. Я хотел бы сказать ему, что мама не виновата. Но не могу найти правильные слова. И прежде чем мне удается их подобрать, Яро снова кладет вилку и поднимает на меня глаза.

— Сколько ты не был на улице до тех пор, пока не вышел сегодня гулять с собакой?

Ну, на этот вопрос легко ответить.

— Год, девять месяцев и двадцать три дня. Мне понравилось. Воздух должен был быть таким же, как на балконе, потому что у него и там и там одинаковый состав, но он другой. Снаружи он больше. Мне дышится легче. За домом видно горы, они красивые. А еще я бежал! На улице было сложнее, чем по коридору, ощущения странные: потеря равновесия, скорость и все такое. Мне нравится бегать.

Яро кладет руку себе на рот, как делают злодеи в фильмах ужасов, когда хотят заставить жертву замолчать. Только он затыкает сам себя, но потом говорит:

— А твоя мама где сейчас, почему она не дома?

— Она умерла в субботу.

— Вот черт! Черт, черт, черт, черт! И что ты будешь делать теперь?

— Полечу на Луну.

— А, ну да, действительно! И все-таки ты больше ни с кем не общаешься? Ни отца, ни соседа, ни врача, ни психолога, ни контактов клиники? Никого?

Мама говорит, что люди, которые лечатся у всяких «пси», — сумасшедшие.

— Я не сумасшедший.

Еще мама считает, что дети злые и взрослые тоже, даже если это не так заметно. Яро злой. Он говорит о психологе, потому что думает, что я сумасшедший. Я не сумасшедший. По телевизору сейчас начнутся «Принцы любви», и я встаю, чтобы переключить канал. Я снова пытаюсь дозвониться в службу точного времени, но они еще не отключили автоответчик. Я возвращаюсь в свою комнату. Голос Яро доносится до меня из-за стены.

— Да не дуйся ты, я же просто так спросил…

Алистер

Следующий день проходит мирно. Я придерживаюсь привычного распорядка. Яро смотрит телевизор, прерываясь на мамины передачи, потому что я не даю ему переключать каналы. Еще он занимается собакой. Упаковка кошачьего корма закончилась. Когда после обеда я убираю со стола, он спрашивает:

— Тебе не кажется, что тут странно пахнет?

Я смотрю на лоток, в который пес справил свою нужду. Он машет в воздухе указательным пальцем.

— Нет-нет, я не об этом. Это другой запах.

Я говорю «нет». Я ничего не чувствую.

Новый день мы встречаем новыми привычками — даже в отношении ванной. Он прибавляет звук, когда я иду в туалет, потому что мысль о том, что он может что-то услышать, мешает мне думать. Я перестаю раскачиваться за столом и повторять теоремы вслух.

Когда он возвращается из магазина, то кладет мамин кошелек обратно в ее сумочку и ставит на диван две банки мясных шариков для собак.

— Как же воняет! Просто невозможно… У тебя нет освежителя воздуха?