Лунатик исчезает в полночь

– Солнышко, – сказала Изабелла Константиновна, – никто ничего плохого не делал. Я заметила, что забыла надеть любимое украшение, и попросила одну знакомую принести его, вот он, браслет, на моей руке. Ты приняла ее за грабительницу.

Я увидела у нее на запястье знакомое украшение, смутилась, а вскоре забыла о происшествии и более никогда о нем не вспоминала.

Вы можете спросить: неужели мне не показалось странным, что особа в красном похожа на меня, как отражение в зеркале? Но ведь я тогда была маленькой, а Людмила уже заканчивала школу. У меня было детское личико, волосы заплетены в косички, у двоюродной сестры вечерний макияж и сложная прическа. Во внешности у нас с ней в то время было мало общего…

– Верно, браслет, – кивнула Нина Петровна, ничего не знавшая о моих мыслях. – Инна так плакала. Спустилась ко мне ночью в квартиру вся в слезах, спрашивала: «Скажи, Нина, что не так с моей девочкой? Ее и я, и отчим обожаем, воспитываем правильно, учим, прививаем хорошие манеры. Мила читает нужные книги, слушает классическую музыку, мы следим за тем, с кем она дружит. Людочка не шляется поздними вечерами по району, не водится с плохими компаниями. Ну откуда у нее дурные наклонности? Почему дочка постоянно врет?» У нас с Инной Потемкиной были почти дружеские отношения, но на откровенность со мной она в ту ночь впервые решилась. Видно, допекло ее. Не хотелось ей с мужем эту тему обсуждать, вот и прибежала ко мне. Села напротив меня и, словно заведенная, повторяла: «Ну почему, почему Мила так себя ведет? Надо же, украла у тещи брата моего первого мужа дорогой браслет! Хорошо Изабелла скандал не подняла, милицию не вызвала, сама приехала…» И что я могла ей ответить? У твоей дочери плохая наследственность? Да разве человек знает всех, кто у него в роду был? Может, какой-то предок народ на дорогах грабил, а в Миле его наклонности проснулись. Лев Геннадьевич тоже очень переживал. Он Людмиле не родным отцом был, но девочку любил. В детстве с ней много занимался, в театры водил, никогда на нее не орал, за ремень не хватался, спокойно объяснял, что надо хорошо учиться. Умнейший человек был, профессор, в вузе преподавал. Мало кому с родным отцом так повезет, как Миле с отчимом. И мать ее, Инна, прекрасная была, с мужем вместе работала в одном вузе.

Нина Петровна легла грудью на стол, помолчала, затем продолжила рассказ:

– И Мила-то не выглядела плохой девчонкой – взрослым не хамила, со всеми здоровалась, хорошие отметки приносила. Она сначала в одной школе училась, потом ее в другую перевели. Инна сказала, что там учителя лучше, требования выше. И подружки у нее примерные были. Имен их не помню, чистенькие девочки, одеты аккуратно, вежливые, войдут в подъезд, улыбаются: «Здрассти, тетя Нина», уходя попрощаются. Ни разу никого из них с сигаретой не видела, матерных слов не слышала. По мальчикам Мила не бегала, матери или отчиму в моем присутствии не хамила. И вдруг – браслет украла. Инна тогда порыдала, потом встала и сказала: «Не Мила виновата, а чертова Белка! Зачем она нас на свой юбилей позвала? Давно не общаемся, чужие друг другу. С чего ей в голову взбрело, что мы родня? И украшения не надо повсюду расшвыривать, нечего людей соблазнять». Помнится, я в тот момент подумала: «Ох, доведет тебя такая политика до беды. Конечно, мать все девчонке позволяет, каждый день ей подарки покупает, а той ремня не хватает. Выдрать бы ее разок, забудет, как чужое тырить». А потом случилась история с Сережей Реутовым. У них с матерью крошечная однушка в нашем подъезде. Двоим там тесно, Сережа в коридоре раскладушку себе на ночь ставил, неудобно ему с мамой в одной комнате было. Валя решила большую квартиру купить. Продала, что имела, последние золотые сережки из ушей вынула, крупную сумму в банке в долг взяла и хотела продать свое жилье, чтобы переехать в новые хоромы.

У Нины Петровны сбилось дыхание, она сделала несколько судорожных вдохов и пробормотала:

– Надо тебе все по порядку рассказать, иначе не поймешь. Временем располагаешь? Или на работу спешишь?

– Отпуск у меня, – пояснила я.

– Подожди меня здесь, – предложила Нина Петровна. – Я тебе телик включу, шоу посмотришь. Нельзя лифтеру надолго подъезд оставлять. У меня через тридцать минут рабочая смена заканчивается, вот тогда и покалякаем спокойно.

Глава 29

Как и обещала, старушка вернулась спустя полчаса и начала складно излагать историю.

– Что с Реутовым Сережей случилось, я тебе подробно чуть позже скажу, иначе запутаешься. Сначала выложу правду про Милу, но не про то, как она выглядела, а сущность девчонки покажу. Откуда я о ней правду узнала? В тот день, когда Сережа с собой покончил, его мать, Валентина Ивановна, прочитав его записку, бросилась к Инне. Той плохо стало. Льва-то Геннадьевича дома не было, он лекцию читал, вот Инна мне и позвонила. Я к ней сразу помчалась. Бедная женщина! Ее прямо трясло! Потемкина схватила меня за руки, разрыдалась и давай всю правду про дочь выкладывать. Плачет, дрожит, но остановиться не может.