Лунатик исчезает в полночь

Я посмотрела на дверь пансиона, потом развернулась и пошла назад к своей малолитражке. Конечно, уже вечер, поздновато для визита к немолодой Клавдии Васильевне Охрименко, продавщица магазинчика на станции Васькино вполне могла лечь спать. Зато она совершенно точно сейчас дома. Ничего, даже если я ее разбужу, попробую выяснить, кто велел ей лгать перед камерой и записывал ее «выступление». А с Бертой Борисовной побеседую с утра, предварительно обдумав, как вести разговор.

Глава 31

Клавдия оказалась особой беззаботной, дверь квартиры распахнула безо всяких вопросов. Но мне сразу стала понятна причина ее беспечности — едва Охрименко, икнув, открыла рот, в воздухе резко запахло алкоголем.

— В-в-верка, — прозаикалась хозяйка, — в-ваще! Ч-че пришла? Бу… бу… бу… бутылевич принесла?

— А как же, — ответила я. — Целый ящик. Пошли на кухню, поговорим.

Охрименко попыталась развернуться в тесном коридорчике.

— Х-хорошее дело… ик… ик… А-а-анька-а-а! С-с-ставь ж-жрачку, Верка в гости пришла, ща выпьем!

Пошатываясь, красавица сделала шаг, зацепилась правой ногой за левую, упала и растянулась на грязном полу.

Я наклонилась над Клавдией, хотела потрясти за плечо, но побрезговала дотронуться до алкоголички и поинтересовалась:

— Ау, вы не ушиблись?

В ответ раздался мощный храп.

— Она теперь не скоро проснется, — раздался рядом тоненький голосок.

Я выпрямилась и увидела девочку лет двенадцати-тринадцати, одетую в черные джинсы и белую майку.

— Если бабушка заснула, то только через сутки встанет, — продолжила та. — А вы кто? Из опеки? Новый инспектор?

— И часто к вам попечители заглядывают? — спросила я.

— Случается, — вздохнула Аня. — Давайте на кухню пойдем, в комнате папа спит.

— Он тоже пьян? — предположила я.

Девочка опустила голову.

— Понятно. — Из моей груди вырвался вздох. — А мама где?

Аня пожала плечами.

— Куда-то подевалась. Год назад ушла на работу, она бутылки собирала, и пропала.

— Странно, что тебя не поместили в интернат, — удивилась я.

— Мне через неделю четырнадцать, — пояснила девочка. — Таисия Максимовна, наша соседка, хотела меня под опеку взять, но ей не разрешили, сказали, что она старая, семьдесят пять лет уже. Поэтому тетя Тася просто так мне помогает. Мне в детдом не надо, я хорошо учусь, ЕГЭ отлично сдам, в институт поступлю, в медицинский.

— Я не имею отношения к опеке, — успокоила я Аню, — меня прислала одна женщина. Твоя бабушка раньше работала в магазине на станции Васькино…

— У нас там дом был, от дедушки остался, — перебила Аня. — Хороший, с большим участком. Но без удобств. Ни воды, ни газа, туалет на улице. А потом бабушка продала избу какому-то мужчине. Я весной в Васькино ездила, захотелось посмотреть, чего с нашим домиком, а его нет, на том месте кирпичный коттедж стоит. Тот мужик купил бабуле вот эту однокомнатную квартиру и еще денег дал, сколько, не знаю. А мы с папой жили в другом месте, у нас с ним двушка в Свиблове, хорошая, просторная. Но сейчас все тут живем.

— Странно тесниться в маленькой квартире, когда есть большая, — удивилась я, пропихиваясь мимо пузатого холодильника в крошечную, едва ли пятиметровую кухню, окно которой было закрыто фанерой.

— Двухкомнатную папа сдает, — пояснила Аня, — за нее больше денег дают.

— И потом они с Клавдией Васильевной пропивают барыш? Вот алкаши! — возмутилась я.

— Родственников не выбирают, — по-взрослому возразила Аня. — Никто не знает, в какой семье он на свет появится.

Я осеклась. Это точно. Моим родителям, страстным археологам, для которых ничего важнее раскопок не было, не стоило заводить детей, им следовало жить для себя. Впрочем, они так и поступали, об их младенце заботилась Белка. Интересно, как бы вели себя отец с матерью, не будь Изабеллы Константиновны? Таскали бы меня в экспедиции или сдали в детдом, чтобы я не мешала им заниматься любимым делом?

— А кто и зачем вас прислал? — спросила Аня.

— Навряд ли ты в курсе той истории, — вздохнула я. — Много лет назад Клавдия Васильевна подтвердила алиби двух девочек, которые пришли в ее магазин и по глупости разбили в нем витрину. А не так давно твоя бабушка сообщила одному человеку, что тогда солгала, что якобы мать одной из тех школьниц дала ей денег за вранье, обеспечивая таким образом своей дочке алиби.

Аня показала пальцем на фанерку.

— Я знаю, видела того человека. Я тут была и все слышала. Мужчина мне дал триста евро. А я не хочу им свои деньги отдавать. Папа и бабушка потом подрались, окно грохнули. До сих пор никак не починят, говорят, денег нет мастера вызвать.

Анечка отвернулась к загаженной плите.