Лунная дева

– А ты не зарекайся, – блеснули смешливые искорки в глазах Татьяны, – вот встретишь однажды ту свою единственную девушку, твою самую – самую близкую половинку и полюбишь её до безумия и она тебя тоже… Что тогда делать будешь?

– Ну-у… я не знаю… там видно будет, – немного растерялся парень.

– Ах, даже так! – рассмеялась Татьяна, игриво взъерошив волосы паренька. – Ишь ты, видно будет ему! Гляди, не прогадай своё счастье.

– А вы, тё… Таня, женаты? – полюбопытствовал Дима, даже не озаботившись о своей взлохмаченной голове.

– Вообще-то, Дима, женщины выходят замуж, а мужчины женятся. А я пока не замужем.

– Почему? Вы же такая красивая…

– Здесь дело не в красоте, Дима, а как раз в том самом единственном… я его ещё не встретила.

– А-а… А если я в вас влюблюсь, ну, когда вырасту? – осмелел парень.

– Дим, я уже старенькая буду для тебя.

– Да ну… вы никогда старенькой не будете, вы же такая…

– Спасибо, мой кавалер, мне приятно слышать такие комплименты, – польстила парнишке Татьяна.

Чувствовалось, что Татьяна взаправду нравится подростку, да и темы они затрагивали очень интересные, поэтому он не спешил уходить. С сегодняшнего дня поклонников у неё явно прибавилось. Они ещё немного поболтали о всяких разных взрослых вещах, и Дима нехотя засобирался домой. Закрыв за пареньком дверь, Татьяна невольно улыбнулась и повторила попытку добраться до картины. В отличие от незаконченных работ на неё была наброшена плотная светло-коричневая ткань, вернее всего, когда-то служившая портьерой. Стрелки на настенных часах ритмично отбивали всё новые и новые секунды, но девушка не спешила открывать картину, что-то удерживало её, вероятно, слишком близки были воспоминания того злополучного вечера. Мысли вновь путались в голове Татьяны, никак не желая ей подчиняться, а ей нужна была ясная голова. Сейчас она уже сознательно хотела проникнуть в зазеркалье картины и вынести оттуда всё самое ценное, всё, что ей будет позволено вынести и в первую очередь навсегда запомнить ту путеводную мелодию. Татьяна даже топнула ногой, разозлившись на себя за безволие и это подействовало. Её несговорчивый ум даже оторопел от такого властного обращения с ним и опасливо затаился в молчании, пытаясь угадать, что же произойдёт дальше.

«Так-то лучше будет, – с усмешкой отметила про себя девушка, – появишься, когда скажу, пока ты мне не нужен, отдыхай, мой навязчивый друг».

Освободив от портьеры картину, Татьяна отошла на несколько шагов назад. В данный момент ум только мешал девушке, ей нужен был другой «инструмент», чтобы проникнуть за грань видимого. Она глубоко вздохнула и попыталась освободиться от всякой внутренней активности, от всех своих чувств и мыслей. Вначале её взгляд концентрировался на девушке в центре картины, но по мере углубления концентрации стал более расфокусированным и объёмным. Вместе со зрительными изменениями, Татьяна прочувствовала, как погружается в оглушительную тишину, её сознание стало расширяться, охватив вначале всю мастерскую, а потом вырвалось за её пределы, поглощая внутри себя все видимые формы, которые вибрировали и растворялись прямо у неё на глазах, или вернее – уже внутри неё. В прошлый раз картина буквально втянула в себя сознание Татьяны, но сейчас всё было иначе, теперь картина сама стала частью её всеобъемлющего сознания. Девушка с трудом представляла, что происходит, у неё совершенно не было желания сопротивляться этой непостижимой силе, очень мягкой и в то же время не оставлявшей ей выбора. С каждым мгновением она уносила девушку в самые глубины своего лучезарного мира, и ей казалось, что в этом необъятном океане золотистого света властвовала одна тишина. Но вдруг всё изменилось, и тишина разлилась поющим пространством любви… Татьяна уже не сомневалась, что это чудо и было самой жизнью, её девственным лоном, её изначальной колыбелью.

V