Взгляд, которым вонзился в меня лаэтянин, вновь почему-то напомнил мне взгляд больной Наа-ее-лаа.
— И откуда же ты родом? — кривя губы, осведомился Скрэк.
— Я бы тебе рассказал, да ты все равно не поверишь…
Но тут за дверью вновь раздалось шипение змее-ногих хозяев ринтского леса — куда было злобе, звучащей в голосе Скрэка, до злобы в голосах ночных чудовищ! Страх окатил меня ледяным водопадом, и, чтобы не обращать внимания на повелительные фразы, вспыхивающие в моем мозгу, я начал громко рассказывать лаэтскому вору историю своего появления в во-наа.
Наверное, унит тоже готов был слушать что угодно, только не шипение ночных монстров; во всяком случае, он не перебил меня ни единым словом, пока я не закончил свой рассказ.
Владыки Ночи и я замолчали почти одновременно, и Скрэк тихо спросил:
— Значит, ты видел Небесную Твердь с той стороны?
— Да.
— И видел обитающих там богов?
— Нет. Чего нет — того нет!
— Тогда я тебе верю, — с ухмылкой заявил лаэтский вор. — Я давно подозревал, что никаких богов не существует! Послушай, раб…
— Нет, это ты меня послушай! — гаркнул я. — Мне все равно, тан-скин ты, кархан или итон, — но если ты еще раз назовешь меня рабом, я переломаю тебе все кости, запомни это!
Я не стал дожидаться ответных угроз Скрэка; встал, доплелся до другой кровати, рухнул на нее прямо в одежде и уснул мертвым сном.
Глава пятая
Меня разбудила слабая ноющая боль в плече.
Пока я спал, действие бессмертника закончилось, значит, я продрых никак не меньше земных суток. Пора было встать и затопить камин, но сначала следовало проверить ставни…
Шум в соседней комнате в мгновение ока сбросил меня с кровати.
С тяжелым табуретом в руках я прыгнул через порог, приготовившись к худшему, — и у меня вырвался глубокий вздох облегчения: причиной грохота были вовсе не змееногие твари, а ла-этянин.
Облаченный в длинную мешковатую рубашку, Скрэк сидел на полу в окружении раскатившихся бутылок, и когда я увидел, чем он занимается, с меня мигом слетели остатки сна.
— Не смей, кретин! — я бросился к нему, но скин, стремительно обернувшись, швырнул в меня пустой бутылкой:
— Проваливай в бездну, раб!
Увернувшись от просвистевшей мимо второй бутылки, я все-таки подскочил к униту, вырвал из его руки склянку с растолченным бессмертником, но тут же понял, что уже поздно. Оранжевая масса, которой скин намазал свою ногу, успела впитаться и почти не светилась.
— Ну все, приятель, тебе крышка! — устало сказал я, швырнув склянку в угол.
Мне стоило бы сразу выкинуть это зелье в нужник, но кто мог предугадать, что вернувшаяся боль выгонит лаэтского вора из кровати и что тот отыщет в шкафу лекарство, однажды уже избавившее его от страданий? Обнаружив склянку со знакомым оранжевым снадобьем, Скрэк, не задумываясь, пустил его в ход, — но он не прошел выучки у Наа-ее-лаа и не мог знать, что тем самым не лечит, а убивает себя.
Бессмертник можно было употреблять не чаще одного раза в шесть ол, иначе он превращался в смертельный яд, не менее сильный, чем яд тор-хо.
Скрэк с ухмылкой выслушал мои объяснения, но вскоре презрительная гримаса сбежала с его лица.
Целительные свойства растения Ликса успели вступить в силу, скин больше не чувствовал боли; но, кажется, он начал улавливать признаки другого, разрушительного действия оранжевых ягод…
Я поставил табурет у двери и сел, безнадежно махнув рукой.
— Значит, я скоро должен буду отбросить копыта? — Скрэк отер крупные капли пота, выступившие на лбу.
— Интар не хотел, чтобы бессмертник дал уни-там слишком большую силу, — мрачно припомнил я слова Наа-ее-лаа. — Поэтому верховный бог наложил на дар бога Ликса заклятье: тот, кто пользуется этим растением один раз, избавляется от страданий, но тот, кто в течение короткого времени прибегает к нему дважды, — умирает.
— Хренов же ты лекарь, итон! — с ненавистью прохрипел унит.
— Я уже говорил тебе, что я не лекарь. И меня зовут Джулиан.
— Какое мне дело, как тебя зовут?! — рявкнул тан-скин.
Шатаясь, он поднялся на ноги и тут же упал на стул. Его бледное лицо стало наливаться ярко-багровой краской.
— Надеешься, что я сдохну? Ххха, как бы не так! У каждого скрэка в запасе девять жизней…
— У нас на Земле то же самое говорят про кошек, — спокойно заметил я.
Мне стоило больших трудов сохранять самообладание.
Наблюдая за тем, как лаэтянином все больше овладевает смертельный яд, я чувствовал нарастающий страх — страх остаться одному в доме, окруженном змееногими монстрами. При всех своих отвратительных качествах Скрэк был все-таки существом близкой мне породы, и мысль о том, что вскоре я останусь наедине с его трупом, нагоняла на меня лютую тоску…
Однако я ничего не мог сделать для его спасения, а потому сидел, не шевелясь, в пяти шагах от скорчившегося на стуле лаэтянина.
Тишина давила мне на уши, как ураганный ветер лунной грозы, и наконец я задал вору самый глупый вопрос, который только можно было придумать в данной ситуации:
— Слушай, а как тебя зовут? Ведь Скрэк — это всего лишь прозвище, верно?
— К-какое т-тебе… д-дело… к-как… к-как… м-меня…