– Ага! То есть я для тебя всего-навсего сексуальный объект. То есть любовь для тебя равносильна похоти. А мне, извини, этого мало. Я хочу, чтоб меня любили, заботились и зла мне не делали! Если я буду с мужчиной, то только в том случае, если полюблю сама! И тогда его желания станут для меня приоритетными! – я специально старалась говорить убогим канцелярским языком, чтобы поставить Красовского в тупик. Чтоб хоть маленько задумался над своим поведением.
Он сглотнул и поднялся.
– Я все понял. Ты меня не любишь! – это прозвучало с наигранным надрывом и резануло мне по уху.
– Красовский, ты меня тоже не любишь! – не осталась я в долгу. – И не вздумай убеждать меня в обратном, это и так видно. В тебе просто гормоны играют и ничего больше. Возраст такой.
Он исподлобья на меня взглянул, мрачно попрощался и ушел.
Я обессилено посидела в кухне, бездумно следя пустым взглядом за блестящим маятником ходиков. Тик-так, тик-так. Делать ничего не могла, меня будто кто выпотрошил. Но через пять минут заставила себя встать, прибрать на кухне и пошла к маме.
Она что-то читала, сидя в кресле, сгорбившись и поникнув головой. Мне она показалась одинокой и несчастной. Я подошла к ней, обняла и тихо пообещала:
– Все наладится, мамочка, не переживай!
Она похлопала меня по руке и бодро заверила:
– Все хорошо, доча, правда! Вот выйдешь ты замуж, заведешь парочку карапузиков, и я буду с ними водиться. Думаю, из меня получится неплохая бабушка.
Я только головой покачала. Похоже, на себе как на женщине мама уже поставила крест. Неужели сорок семь – это конец жизни? Когда же, наконец, появится Денис Дмитриевич? Или он вовсе не появится? Обидно до слез.
Отправилась спать. На моем стареньком твердом диванчике спалось плохо. Припомнилась умопомрачительно удобная кровать Панова. Вот бы мне ее сюда! Но чего нет, того нет. Представляю, сколько она вообще стоит. У мамы таких денег не водится. Да и ни к чему она мне. Она всю мою комнату займет. Отчего-то принялась высчитывать, сколько места останется, если все-таки ту кровать втиснуть в мою маленькую комнатку.
Под эти прожектерские размышления наконец заснула. Утром, как водится, встала с трудом. После каникул для меня раннее вставание всегда проблема. И большая.
Пришлось принять контрастный душ, и только после этой изуверской пытки в голове слегка прояснилось. Когда вышла из дома, около подъезда уже стояла Инка, Панов и пара одноклассников.
Весело поздоровавшись и никого не выделяя, я уцепилась за Инку, и мы все вместе отправились в школу. Там Панов попытался занять Инкино место, но мы с ней дружно возмутились, и ему пришлось покинуть нашу парту.
– Вот нахал! – зло бормотала Инка, устраиваясь на прежнем месте. – Никакого воспитания!
– Может, он тебе уже разонравился? – провокационно прошептала я. – Он же такой невоспитанный!
– Ничего! Я его перевоспитаю! Пусть только попадется мне в руки! – подтверждая свою уверенность, она с силой хлопнула учебником литературы по столешнице. Из книги в отместку за грубость вылетело облачко белесой пыли.
Инка тут же расчихалась – она не выносит пыль, особенно бумажную.
– Вот-вот! – подначила я ее. – Вежливее надо быть, вежливее! Где твой спрей от аллергии?
Она пошарила в своей сумке, вытащила лекарство и торопливо забрызгала в нос. Едва успела закончить, как начался урок. Потом следующий, и так весь день. Панов пытался застать меня одну, но не тут-то было! Мои одноклассники, а особенно одноклассницы, не оставляли меня в одиночестве ни на минуту, за что я им была благодарна. Ну не хочу я с ним говорить, просто не хочу!
В конце концов он открыто попросил меня уделить ему пару минут. Я нехотя согласилась, не то у него хватило бы бестактности озвучить какую-нибудь гадость при всех.
Мы отошли к окну и принялись тихо переговариваться.
– Маша, я не понимаю, почему ты снова начала эту идиотскую войну? Ведь мы вроде бы помирились.
– Виктор, я не люблю, когда все решают за меня. Меня это бесит, понимаешь? А ты снова пытаешься навязать мне свои правила игры.
Он криво усмехнулся.
– Ты это так воспринимаешь? Как ненужную тебе игру?
– Как-то так.
Я и вправду не принимала его любовь всерьез.
– Мне девятнадцать лет, тебе восемнадцать. Неужели ты считаешь, что мы слишком маленькие?
– Ты еще Ромео с Джульеттой вспомни. И да, я не думаю, что мне нужно в кого-то серьезно влюбляться. Мне это не нужно, понимаешь?
Он посмотрел на начищенные носки своих ботинок и обреченно вздохнул. Но не отступился.
– Я подожду, когда ты повзрослеешь, – выдал он на-гора очередной прожект.
Это было такой глупостью, что я даже на мгновенье растерялась.
– И что это даст, Виктор? За это время я ведь могу и в кого-нибудь другого влюбиться.
– Если я постоянно буду рядом, то ни в кого другого у тебя влюбиться не получится.
Он был так в этом уверен, что я возмутилась. Какое самомнение! Он что, считает, что затмит всех остальных претендентов на мое внимание? И каким это образом? Заслонять их от меня будет своей великолепной персоной?