«В настоящее время, – говорил Рольвер, – в Веере, считая вас, находятся только четыре инопланетянина. Я познакомлю вас с Велибусом, нашим коммерческим посредником. Возможно, у него найдется для вас какая-нибудь старая жилая яхта».
Корнелий Велибус прожил в Веере уже пятнадцать лет и приобрел достаточный «стракх», чтобы с уверенностью носить маску Южного Ветра – синий диск, инкрустированный неограненными кусочками бирюзы и окруженный ореолом отливающей перламутром змеиной кожи. Человек более добросердечный и благожелательный, нежели Рольвер, Велибус предоставил Тисселю не только жилую яхту, но и несколько различных музыкальных инструментов, а также пару рабов.
Смущенный такой щедростью, Тиссель пробормотал что-то по поводу оплаты, но Велибус прервал его великодушным жестом: «Дорогой мой, вы на Сирене. Здесь такие мелочи ничего не стóят».
«Но целая яхта…»
Велибус исполнил на киве короткий вежливый мордент: «Откровенно говоря, мессер Тиссель, я передаю вам старую, порядком подержанную яхту. Мне уже нельзя ей пользоваться – от этого пострадает мой статус». Его слова сопровождались изящной мелодией: «Вам еще рано беспокоиться о статусе. Все, что вам нужно – крыша над головой, основные удобства и защита от ночных гостей».
«От ночных гостей?»
«От каннибалов, которые рыщут по побережью после наступления темноты».
«Ах да! Мессер Рольвер упомянул о них».
«Ужасные твари. Их у нас не любят обсуждать». Велибус исполнил на киве быструю трепещущую трель: «Теперь по поводу рабов». Велибус задумчиво постучал пальцем по синему диску своей маски: «Рекс и Тоби вполне вам подойдут». Повысив голос, он извлек из химеркина торопливую дробь: «Аван эскс тробу!»
Появилась рабыня, облаченная в дюжину плотно облегающих тело розовых лент, в изящной черной маске, мерцающей перламутровыми блестками.
«Фаску этц Рекс эй Тоби».
Пришли Рекс и Тоби, в свободных черных матерчатых масках и рыжевато-коричневых куртках. Велибус обратился к рабам, звучно похлопывая по химеркину, и сообщил, что им предстояло служить новому хозяину – под страхом возвращения на родные острова. Они простерлись на полу и пропели тихими хриплыми голосами клятву поступающих в услужение. Нервно рассмеявшись, Тиссель попытался произнести по-сиренезски фразу «Пойдите к яхте, хорошо приберите там и принесите туда еду».
Тоби и Рекс непонимающе уставились на Тисселя сквозь отверстия в масках. Велибус повторил приказ, аккомпанируя на химеркине. Рабы поклонились и ушли.
Тиссель испуганно разглядывал музыкальные инструменты: «У меня нет ни малейшего представления о том, как играть на этих штуках».
Велибус повернулся к Рольверу: «Как насчет Кершауля? Вы не могли бы уговорить его дать мессеру Тисселю несколько начальных уроков?»
Рольвер сдержанно кивнул: «Кершауль мог бы этим заняться».
«Кто такой Кершауль?» – спросил Тиссель.
«Четвертый из нашей небольшой группы иностранцев, – пояснил Велибус. – Антрополог. Вам знакомы его труды? „Великолепный Зундар“? „Ритуалы Сирены“? Нет? Жаль. Превосходные работы. Кершауль пользуется здесь большим престижем и, насколько мне известно, время от времени посещает Зундар. Он носит маску Пещерного Филина, а иногда – Звездного Странника или даже Мудрого Арбитра».
«В последнее время он предпочитает Экваториального Змея, – сказал Рольвер. – Вариант с золочеными клыками».
«Неужели? – подивился Велибус. – Что ж, должен признаться, он это заслужил. Замечательный, выдающийся человек». И коммерческий посредник задумчиво побренчал по струнам зачинко.
Прошло три месяца. Под руководством Мэтью Кершауля Тиссель практиковался в игре на химеркине, ганге, страпане, киве, гомапарде и зачинко. Кершауль считал, что с другими инструментами можно было подождать, пока Тиссель не овладеет важнейшими шестью. Тиссель позаимствовал у антрополога звукозаписи бесед выдающихся сиренезов, выражавших различные настроения под аккомпанемент различных инструментов и в различных ладах – с тем, чтобы познакомиться с модными в настоящее время мелодическими условностями и упражняться, подражая многочисленным тонкостям интонации, разнообразным ритмам, контрапунктическим сочетаниям ритмов, подразумеваемым и подспудным ритмам. Кершауль считал, что изучение сиренезской музыки – интереснейшее занятие, и Тисселю оставалось только признать, что эта дисциплина представлялась практически неисчерпаемой. Четвертитоновая настройка инструментов позволяла использовать двадцать четыре основные тональности, которые, в сочетании с пятью общераспространенными ладами, образовывали сто двадцать различных гамм. Кершауль, однако, рекомендовал Тисселю сосредоточиться главным образом на изучении основных тональных характеристик каждого из инструментов и поначалу применять только два лада.