Сяо Яньцю уже двадцать лет провела в училище, скольких учениц она обучила, но если внимательно приглядеться ко всем, то вряд ли среди них найдется хоть одна, способная исполнять арии. О каких кумирах вообще могла идти речь, не было даже претенденток. Такое положение дел донельзя удручало Сяо Яньцю. Она окончательно похоронила всякие надежды, но, видимо, все-таки не до конца. Много что может причинять человеку страдания, из всего самое плохое – это нелюбимая работа. Сяо Яньцю ее работа была в тягость. В день своего тридцатилетия Сяо Яньцю осознала, что умерла. И в течение последующих десяти лет она ежедневно вставала перед зеркалом и воочию убеждалась, как стареет день ото дня, как постепенно уходит в небытие легендарная Чанъэ. Она чувствовала свое бессилие. Жгучая тоска только ускоряла эту смерть. Этот процесс было невозможно остановить рукой или придержать ногтем. Как ни крути, а время слишком жестоко относится к женщинам, не проявляя никакой пощады. Тридцать лет, мать моя, отец родной. В тот день своего рождения Сяо Яньцю первый раз в своей жизни попробовала спиртное. Выпила граммов сто пятьдесят и совершенно опьянела. В таком состоянии она разрезала ножницами кухонный передник на две части и навязала на руки, представляя, что это белые струящиеся рукава. Размахивая замасленными тряпицами, нетвердо держась на ногах, Сяо Яньцю разбрасывала по кухне всевозможные баночки из-под специй, а те разлетались вдребезги. Непонятно, обо что она поранила руку, но кровь запачкала ее рукава, и теперь в воздух то и дело взмывали красно-белые обрывки фартука. Ворвавшийся в кухню Мяньгуа крепко обхватил Сяо Яньцю, а та, остановив на нем свой взор, вдруг признала в нем свою мать и звучно нараспев продекламировала: «Ма-а-ту-у-шка!» Мяньгуа понял, что Сяо Яньцю пьяна. Обеспокоенный, что ее вопли могут услышать, он попытался заткнуть ей рот окровавленным передником. Сяо Яньцю раз за разом делала тщетные усилия избавиться от кляпа, глухо рыча, словно самка. Мяньгуа было ее очень жалко, он не переставая выкрикивал ее имя, пытаясь утихомирить. Сяо Яньцю повернулась к Мяньгуа, она не могла издать ни звука, однако по напряжению мышц ее живота Мяньгуа мог догадаться, что она снова и снова кричит: «Ма-а-ту-у-шка-а!»