Лунная опера (сборник)

Сяо Яньцю вдруг пришла в себя, она точно очнулась от глубокого сна. И сейчас же ее захлестнуло чувство ужасного стыда и печали, она и сама не могла объяснить, что это на нее только что нашло. Чуньлай подхватив сумку, ринулась вон, а Сяо Яньцю осталась стоять одна посреди зала. До нее доносился быстрый, суетливый топот спускавшейся по лестнице Чуньлай. Сяо Яньцю хотела было окликнуть ее, но что она ей скажет? Сяо Яньцю просто сгорала от стыда. На улице уже стемнело, но еще не до конца, все вокруг напоминало сон. Сяо Яньцю по-прежнему стояла, свесив руки, не понимая, где она вообще находится.

По дороге домой она ощущала необычайную странность прошедшего дня, странной казалась улица, свет от фонарей, и даже прохожие выглядели странно. Сяо Яньцю очень хотелось выплакаться, однако она не могла понять, над чем именно ей плакать. А в таком случае проливать слезы не так-то просто. В этот момент она почувствовала, как у нее засосало под ложечкой, желудок свело от голода, ей до умопомрачения захотелось есть, словно больше десятка невидимых рук в смятении куда-то тащили ее. Сяо Яньцю зашла в ближайший уличный ресторанчик. У нее была труднообъяснимая ненависть к заведениям подобного типа, а попросив меню, она намеренно выбрала блюда пожирнее. Получив заказ, Сяо Яньцю озлобленно проглотила три большие мясные тефтели. Она только и делала, что жевала и глотала, жевала и глотала, наконец наелась так, что ей даже трудно было дышать.

6

Чуньлай в присутствии Сяо Яньцю делала вид, что ничего не произошло, и репетиции продолжались, как и раньше. Единственное – Чуньлай старалась больше не смотреть в глаза Сяо Яньцю. Она воспринимала и делала все, что говорила и показывала ей наставница, но в глаза ей не смотрела. Ни при каких обстоятельствах. Сяо Яньцю и Чуньлай без слов понимали друг друга, однако это было не то взаимопонимание, которое отличает отношения матери и дочери. То было понимание двух женщин, которое препятствовало свободному, естественному общению на словах.

Сяо Яньцю и представить не могла, что ей будет настолько неприятно общество Чуньлай. У обеих словно появился огромный распухающий чирей: вроде и незаметный глазу, он доставлял все больше неудобств. Сяо Яньцю вернулась к прежнему питанию, но утомление не исчезало. Она не могла объяснить, откуда именно оно исходит, но чувствовала его способность расползаться. Утомление распространялось повсеместно, заполняя каждую клеточку ее тела. Уже несколько раз она хотела покинуть труппу, но ей не хватало решимости сделать последний смертельный шаг. Двадцать лет назад она уже испытала это ужасное чувство и теперь не решалась пережить его заново. Сяо Яньцю корила себя за проявленную когда-то слабость. Двадцать лет назад она должна была умереть. Когда у человека вырывают из жизни его золотые годы, это ранит больше, чем физическое убийство. Такая жизнь превращается в никчемное существование, желания превышают возможности, ты не в силах что-либо предпринять, в результате все это напоминает плачь без слез.

Чуньлай не проявляла никакой инициативы. Отныне она успокоилась. Как говорится, без ветра и трава не колышется, но от Сяо Яньцю держалась подальше, на расстоянии нескольких метров. Сяо Яньцю теперь побаивалась эту девочку, только не говорила об этом. Если Чуньлай будет продолжать вести себя в том же духе и останется безразличной, то жизнь Сяо Яньцю можно считать законченной, никакого шанса просить уступки у нее не было. Если Чанъэ не возродится в облике Чуньлай, то зачем она вообще преподавала все эти двадцать лет?

Сяо Яньцю переспала с директором фабрики. Делая этот шаг, она вполне понимала, на что идет. Все равно это случилось бы, рано или поздно. Сяо Яньцю по этому поводу особо не переживала, и кто рассудит, плохо это или хорошо, во всяком случае, она не первая и не последняя. Ведь кто такие директора? Это люди, у которых сперва появляется власть, а потом – деньги. И даже если бы он был отвратителен или принуждал ее, она не стала бы его ни в чем винить. А в ее случае об этом говорить не приходилось. Сяо Яньцю ничуть не смущал собственный поступок, по ней, так лучше открыто проявить инициативу, чем набивать себе цену. Уж если ставить спектакль, так чтобы зритель остался доволен.