Лунная радуга

– В том числе, но не только. Малый Абориген, насколько я понимаю, не единичный вулкан. Система вулканических очагов. К счастью, малоактивных – в сольфатарной стадии, как говорят вулканологи. Горячие газы, вода… и все остальное. Воды неожиданно много. В стане меркуриологов и вулканологов до сих пор царит теоретическая неразбериха. Они по-разному объясняют «гидрофеномен очаговой провинции Абориген», но это, понятно, не мешает нам использовать гидрофеномен для нужд бытовых, культурных, промышленных. А вы говорите «заткнуть».

– Ну давайте я отрежу себе язык.

– Опасаюсь, ваша жена никогда мне этого не простит.

– Правильно опасаетесь.

– Профессия у нее земная?

– Она архитектор.

– А можно узнать, как ваша жена относится к профессии космодесантника?

– Конечно, без особого восторга, но… – Он смотрел, как она наливает кофе.

– Я слушаю вас, продолжайте.

– …но без той предвзятости, которая граничит с нетерпимостью, а может быть, даже и с ненавистью.

– Понимаю, что это вы обо мне… но не понимаю, откуда вы… обо мне…

– Почувствовал. Это всегда очень хорошо чувствуется.

– Будь на то моя власть, – проговорила она, – я запретила бы десантникам жениться.

– Можно проще: не выходить за десантника замуж, вот и все.

Он заметил, как она вздрогнула. Это сильно и неприятно его удивило, и он подумал, что никогда еще не доводилось ему совершать столько промахов на протяжении одного часа.

– Замечательный город, – сказал он и залпом выпил чашку довольно горячего кофе. – Аркад произвел на меня впечатление… Респектабельный город, солидный. Все четыре кита на месте… – Мелькнула мысль: «Разговорился… Кофе, что ли, виноват?»

Она рассеянно покивала. И словно очнувшись:

– Что… какие киты?

– Ну, эти… хлеб, энергия, вода, металл. На которых… э-э… современная цивилизация.

– А… Да, конечно, киты… Хлеб с маслом. Энергия… Сколько угодно. Металл. Вода. Море воды… Кстати, видели вы наше Море?

– Море?.. Нет, не видел.

– Только что ушла моя подруга. Жаль. Она бы вам его показала. Я не могу. У меня через сорок минут один умный опыт в лаборатории субкритических модификаций. Чувствую, не получится.

– Опыт?

– Да. А на Море вам непременно надо взглянуть. Глазам не поверите… Значит, пятый кит утонул?

– О чем вы? – спросил он осторожно.

– Об утопленнике, разумеется. О том самом – пятом. Который взял да и утонул. Как-то места ему не нашлось среди четырех… – Она старалась говорить спокойно, однако голос ее изменился от напряжения. – Ладно, не будем. Сотни тысяч раз уже слышали: нравственность – служанка потребности. Миллионы раз… Строптивая, своенравная, но служанка. И самое печальное, что это наполовину правда.

«Черт!..» – подумал он, глядя на нее в упор.

– Не смотрите на меня так, – сказала она. – Я сегодня, верно, не в своей тарелке, но я в своем уме.

Она попыталась улыбнуться. И это было самым худшим из всего, чем успела она его огорошить. Теперь он видел, что ей действительно двадцать девять и ни годом меньше.

– Послушайте, вы, экспансивная меркурианка… – холодно произнес он. – Вид у вас сейчас, прямо скажем, неважный, но по какому, собственно, поводу вы взвинчены? Спрашиваю не из пустого любопытства, я странно и неприятно чувствую себя центром вашего неудовольствия.

– Да, – подтвердила она. – К сожалению. Я очень виновата перед вами и перед собой, что позволила вам это почувствовать. Сегодня меня одолела какая-то сумасшедшая, горькая, острая жалость к себе, к вам, людям вашей профессии, и вот… все это вдруг… неожиданно выплеснулось. Понимаете?

– Нет. Что вам за дело до нашей профессии?

– Я говорю о людях. – Глаза ее сухо блеснули. – Только о людях.

– Чуть раньше вы говорили о ненормальности нашей работы.

– Это был подход к разговору о людях.

– К разговору? Мне показалось, вы едва удерживались, чтобы не выкрикнуть мне все это в лицо.

– Возможно… Да, скорее всего, было именно так, как вам показалось. Вспышка женского эгоизма. Чувственная правота большого несчастья… Не знаю, зачем я собиралась это сделать, и… не совсем понимаю, почему не сделала этого. В последний момент решила вас пощадить?.. Или себя?..

«Жизнерадостный город, – подумал он. – Благополучный такой, веселый».

– Я не нуждаюсь в пощаде. Ни в первый момент, ни в последний.

Его замечание, видимо, до нее не дошло.