Лунная радуга. Чердак Вселенной. Акванавты

На расконсервацию катера и очистку блистера от инея с помощью манипулятора пришлось, затратить около получаса. Занимаясь этой работой, Андрей оглядывал стиснутую со всех сторон мраморно–неподвижными облаками полость пролома и решал, как будет действовать дальше. Но прежде всего он высветил на таймерном табло обратного счета цифры верхнего предела возможности своего пребывания в скафандре — 23:00. Время “матча”, проигрыш в котором совершенно тривиально равносилен смерти.

Он был почему–то уверен, что “Казаранг” пересек в полете первый виток пунктира круглых следов, а ему лично удалось добраться пешком до второго. Скорее всего драккар сейчас находится в промежуточной полости. По–видимому, вся сердцевина гурм–феномена состоит из межоблачных полостей, разных по размерам, форме и освещенности. Возможно, туманные перемычки–мембраны, сквозь которые просвечивается сюда зеленое свечение, тоже варьируются по вязкости и толщине. Хорошо, если бы их толщина уменьшалась в направлении к центру. Или хотя бы не увеличивалась. Интересно, почему туман “мембраны” отличается от тумана стены? Почему при визуально наблюдаемой буквально “мраморной” неподвижности облаков вид этой полости заметно изменился за несколько минут, потраченных в “гонке за лидером”? Во всяком случае, вместо довольно стройного чередования вертикальных темных и светлых полос, которые сотворили иллюзию подернутой туманом колоннады, в глубине полости виднелось теперь нечто вроде горизонтально–щелевых ниш или проходов под низко нависающими клубами кучевых облаков… Интерьеры гурм–феномена, похоже, склонны к скачкообразным изменениям.

— К изменениям у меня за спиной, — пробормотал Андрей. Встрепенулась и угасла зеленоватая зарница. Он покосился на индикатор звукозаписи, тихо присвистнул. Вместо крылышек сигнального мотылька дрожала красная точка. И здесь, значит, дело дошло до точки…

— Что ж, — проговорил Андрей, — значит, не будем тратить время на доклады. Тем более что гурм–феномен нервно реагирует на каждое мое слово.

Зарницы вспыхивали над горизонтально–щелевыми нишами — кучевые облака словно бы мгновенно раскалялись снизу и так же мгновенно остывали. “А мы туда не пойдем, — думал он, втягивая манипулятор в корпус. — Мы пойдем на “ручей” моего не вовремя погибшего напарника… Или вовремя?”

Нежно–зеленое зарево ширилось, надвигаясь с каждым шагом драккара. Там, куда били прямые лучи фар и прожекторов, мутной яркостью наливались белесые пятна. Флер… Наконец “Казаранг” коснулся туманной завесы — Андрей почувствовал, как напряглись металлизированные мускулы ступоходов, увяз корпус. “Пройдет, — с тревогой и надеждой думал он. — Должен пройти. Лишь бы не было чего–нибудь наподобие выверта. С меня довольно…”

Подобного выверту не было ничего. Просто был длительный, трудный для катера переход. Вернее — продавливание. Основное свойство туманной среды — ее вязкость — ощущалось в кабине в той же мере, что и в забортном пространстве. Но если не шевелиться в скафандре совсем, лобовое давление вязкой субстанции воспринималось просто как трехкратная перегрузка.

Лучистым фейерверком летели навстречу и во все стороны… нет, уже не искры — длинные и широкие (шириной с дорожный бордюр) рваные полосы неопределенного цвета. Глазам было больно смотреть, но зрелище, в общем, занятное… По мере продвижения драккара вперед радиант фейерверочной россыпи постепенно смещался кверху, и это создавало замечательную иллюзию скоростного взлета с набором высоты. Сначала под небольшим углом к горизонту, затем все круче и круче. Волей–неволей пришлось погасить фары: головокружительная скорость взлета навстречу нежно–зеленой заре плохо вязалась с черепашьими темпами проползания черных трещин, темных морщин и бугров по нижним экранам — видеть это было невыносимо.

Иллюзорная высота росла, скорость тоже. И вдруг “катастрофическая остановка” на полном ходу — в блистер будто плеснуло зеленой краской. Приехали… Машина глубоко продавливала ступоходами ледорит, корпус вибрировал от напряжения, а окно в подсвеченную зеленым сиянием полость расширялось томительно медленно. Андрей поймал себя на том, что и сам он весь напряжен до предела: мускулатура как дерево — мышцы свело от нелепого стремления помочь машине быстрее выдернуть корму из вязкой среды.

Поднатужимся немножко:

Как бы здесь на двор окошко

Нам проделать,

продекламировал он, чуточку изменив знакомые с детства строки. Умолк, приглядываясь к светящимся облакам: какая будет реакция?

Никаких серьезных эффектов. Правда, по облакам пробежала волна искристого мерцания. Но пробежала — и все. Ничего больше… Не иначе, Пушкин гурм–феномену понравился.