– Дело в том, что мезоскаф всплыл раньше назначенного срока, – наконец, проговорил Дуговский и тихо добавил: – Собственно, менять вам некого. Кабина всплывшего мезоскафа оказалась пустой…
Я шагал по каюте и думал. Думать было о чем. Но что-то ужасно мешало. Должно быть, слишком короткое пространство для ходьбы: два шага туда, два – обратно. Что ответил бы я Дуговскому там, на «Таймыре», если бы знал все?.. Вероятно, то же самое – сейчас это уже не имеет значения. Коль скоро я оказался в центре событии, нужно думать о главном. А в чем оно, это главное?.. Во время двухчасовой беседы с Дуговским и Боллом я интуитивно почувствовал всю сложность обстановки. В самом деле: мы с совершенно серьезным видом обсуждали план действий, не имея ни малейшего представления о том, что произошло на станции. Как ни поверни, а задание Дуговского по сути дела – сплошной туман. «Пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что». Дуговский уверен, что оба наблюдателя – швейцарец Дюмон и югослав Пашич – погибли. Откуда у него такая уверенность? Да, всплывший радиобуй-автомат как будто подтверждает эту версию: он, кроме позывных, не выбросил в эфир ни слова. Ладно. А мезоскаф? Мезоскаф вряд ли мог всплыть самостоятельно, его нужно было кому-то отправить… Неувязочка.
Я сел на койку и посмотрел на Болла. Он быстро отвел глаза и сделал вид, что читает. Толстый том в серой обложке открыт посредине. Достоевский, академическое издание…
Душно, хочется пить. В холодильнике салона, наверное, еще остался лимонад…
Я вышел из тесной каютки и побрел вдоль коридора. По обе стороны тускло мерцали дверные ручки. Проходя мимо двери с чернеющей эмблемой медицинской службы, я услышал негромкий стук. Вероятно, кого-то случайно заперли. Ничего, бывает. Поворачиваю ключ. На пороге странная фигура. Темноволосый мужчина с ярко-голубыми глазами – довольно редкое сочетание – с головы до пят закутан в простыню. Он что-то сказал по-французски. Я не понял.
– Прошу прощения, месье?.. – учтиво спросил я.
– О! Вы русский, я вижу?.. – он, кажется, удивился.
– Да, Игорь Соболев. Рад познакомиться.
Я подождал, полагая, что он назовет себя и объяснит эту не совсем обычную ситуацию. Но он молчал, глядя на меня в упор, я бы даже сказал, настороженно.
– Вы собираетесь туда?.. – он показал пальцем вниз.
Я кивнул. Он подступил ко мне так близко, что я невольно попятился.
– Я больше не хочу туда!.. Оставьте меня в покое, оставьте! – шептал он мне прямо в лицо, брызгая слюной.
Я ударил его по рукам. Но цепкие пальцы крепко держались за ворот моей рубахи.
Нас разнял человек в белом халате. Голубоглазый незнакомец исчез за дверью, а я остался в коридоре, ошеломленный, без воротника на рубахе.
– Вам здесь нечего было делать, – сказал врач.
Дверь захлопнулась. Мои объяснения его не интересовали.
Я вошел в салон и открыл холодильник. Запотевшая бутылка скользила в руках и долго не хотела откупориваться.
Прохладная шипучая влага щиплет язык. Пью большими глотками и все не могу напиться. Дуговский лгал. Жак Дюмон не погиб. Лучше бы он погиб… Может быть, и с Пашичем тоже такое же? Зачем скрывают от меня? Знает ли Болл? Н-да, ситуация…
Стемнело быстро. Над головой зажглись первые звезды. На западе в синевато-фиолетовой дали еще различима черта горизонта, на востоке – зловещий мрак. Говорят, надвигается ураган. Океан дышит спокойно, мирно. Пока. Через какие-нибудь полчаса он поднимет горы бушующих волн и заревет в диком, непонятном восторге. И души человеческие будут молить о спасении…
Левый борт «Колыбели» освещен прожекторами. Стрелы кранов держат на весу прозрачный шар мезоскафа. Кривыми саблями сверкают лопасти мезоскафных винтов. «Ви-ра-а!.. Майна!.. Еще май-на-а!..» – доносятся команды. Шар без всплеска опускается на темную воду. Дуговский, Болл и я, облокотясь на поручни, следим, как доводят трап к открытому люку мезоскафа. Дуговский нервничает, поглядывает на часы.
– Успеть бы!.. – говорит и смотрит на восток. – Будет хороший шторм.
– Я вам совсем не очень завидую, – откликается Болл. Патом по-английски кричит кому-то на палубе: – Осторожней грузите! Это вам не бананы, черт побери! – И вдруг, сорвавшись с места, убегает туда, в ярко освещенную суету.
– Зачем вы скрыли от меня? – спрашиваю Дуговского.
– Что именно? – насторожился он.
– А Болл знает?
Дуговский устало посмотрел на меня и забарабанил пальцами о перила.
– Знает… – ответил он нехотя.
– Тогда зачем же от меня…
– Сколько неприятностей… – вздохнул Дуговский. – Да, Дюмон всплыл на мезоскафе. Всплыл один, бросив на станции Пашича. Видимо, Пашич погиб, иначе он доложил бы обстановку при помощи радиобуя. Я говорил с Дюмоном, пытаясь выяснить хоть что-нибудь. Все напрасно. Он болен.
– О чем он бредит? – спросил я только для того, чтобы подавить в себе чувство неловкости.