Лунная радуга. Чердак Вселенной. Акванавты

– Севрюга? – Андрей фыркнул. – Свежей форели поешь – севрюгу забудешь… Ну, и что там, на дне?

– Ничего. Ил, тьма кромешная. Бентарки твои ползают. Одного за щетину подергал.

Андрей вскочил как ужаленный.

– Врешь! – крикнул он, и я почуял неладное.

– Между прочим, без юмора. А в чем, собственно, дело?

– Ладно, – сказал Андрей, успокаиваясь. – Вижу, все обошлось. Я в том смысле, что совать пальцы в рот бентарку опасно. Забыл, понимаешь, сказать, вылетело из головы. Да я и не думал, что вам повезет там столкнуться рогами.

– Понимаю… Снимай башмаки и топай в Медину.

Я тоже поднялся, надел пиджак и стал расчесывать мокрые волосы.

Андрей зачерпнул пригоршней воду, дал стечь ей сквозь пальцы и показал мне белый комочек.

– Не жрет, понимаешь?..

– Кто не жрет?

– Рыба не жрет. Мелочь пузатая… В аквариуме все было отлично: бентарки работали, гнали белок. Рыбам – корм, нам – премиальные. Потом статья в академическом журнале, реклама до небес… Изобилие, дескать, промышленный потенциал! Ну, само собой, расширенный эксперимент, отдельная группа научных работников, благословение шефа и целый вагон пожеланий удачи. М-да… Третий день, как запустили бентарков вокруг солястера на полный цикл, и третий день ломаем головы: почему рыба шарахается от нашей продукции? В аквариуме были драки из-за каждой крошки, а здесь, видите ли, нос воротит.

– Может быть, исходное сырье другого качества?

– Ил? Тот же самый… Все то же самое, что было в аквариуме: ил, бентарки, солястер, рыбешка!

– Гм… Действительно, странно. Не знаю, что тебе и посоветовать… Видишь ли, я специалист совсем иного профиля.

Андрей посмотрел на меня с сожалением.

– Козьма Прутков любил говаривать: «Зри в корень». Так вот, разглядеть сей каверзный корень нам мешает наш целенаправленный мозг. Твой мозг работает в другом направлении. Вот и взгляни. Со стороны, говорят, виднее.

– Может быть, подвела технология?

– Нет, не то… Мы тысячу раз проводили структурный анализ белка. Разницы с тем, что в аквариуме, нет никакой… Эй, Жора, ты собираешься здесь ночевать?

– Горючее кончилось! – бодро откликнулся Жора. – Сейчас взгляну, есть ли в канистре.

Андрей шагнул в катер. Суденышко резко накренилось. Я с непонятной грустью глядел в сторону домика. Освещенные окна манили уютом. Я изрядно проголодался и мне казалось, что я действительно чувствую запах жареной рыбы.

На катере раза два чихнул мотор.

– Приехали, паря, – послышался голос Андрея. – Сымай портки.

– Зачем?

– Парус ладить зачнем.

– А-а-а… – и Жора храбро рассмеялся. – Бесполезно, дуновения нету.

– Плюновение есть, – мрачно заметил Андрей. Загрохотала канистра. – Переливай все до капли. Не хватит – на буксире потащишь. Вплавь…

И еще мне казалось, что я вижу сквозь окна мелькание белых фигурок. Одна из них – та девушка, которую я видел сегодня на фоне озерной голубизны…

Сзади подошел Андрей, и я почувствовал запах табачного дыма.

– Ло – надежная девушка, – сказал он. – Только вот трудная она какая-то…

Я промолчал.

– Впрочем, попробуй с ней подружиться, подводник.

– Это мое дело, – сказал я. – Только мое и ее.

– Правильно, – одобрил он. – Вот возьми мои телефоны. Институтский и домашний. В институт не звони – не отвечу. Дома отвечу, но редко бываю, даже старики обижаются. Ладно, захочешь – встретимся. Поехали, катер завелся.

…Мы с Лоттой катили по ночному шоссе в Ленинград. На том же «Меркурии». Только мы поменялись местами: я – за рулем, Лотта – в коляске. Я все не мог привыкнуть к мысли, что гонщик-юнец, над которым я потешался, и эта светловолосая девушка, которая так странно взволновала меня, – одно и то же существо. И может быть, почувствовав женским чутьем мое едва ли не наивное смятение, она поехала со мной не в кожаных доспехах гонщика, а в легком белом спортивном трико, накинув лишь на плечи плащ, черный, с зелеными искрами.

Я вел машину на малой скорости и с величайшей осторожностью. Словно боялся, что та, которую я так долго и трудно искал и нашел наконец, может подобно легкой гриновской Фрези Грант неожиданно сбросить темное свое покрывало и упорхнуть от меня в блуждающую неизвестность. И я останусь один на дороге, терзая себя бесполезной тоской по несбывшемуся…

Я остановился, чтобы протереть забрызганную на проселке фару. Мы разговорились.

– …Да, вероятно, вы правы. Но Андрей, по-моему, упускает из виду то обстоятельство, что с изменением давления воды изменяется газовая насыщенность белка. Результаты структурного анализа гипнотизируют и, в конечном итоге, мешают понять, что здесь необходим анализ не только на молекулярном уровне…

Я проклинал себя, понимая, что болтаю что-то совершенно ненужное в эту теплую звездную ночь. И она понимала. Предупредив меня прикосновением руки, включила приемник.

– На ночь много нельзя о бентарках, – сказала она. – Могут присниться. Послушаем музыку. Это – Глиэр…

И она усилила громкость звучания.

Да, это Глиэр. Хорошо мне знакомый концерт для голоса с оркестром. Лотта заговорщически прошептала.

– Говорят, что, если слушать его в одиночестве или вдвоем, он звучит по-другому…

– Сейчас мы это проверим, – тоже шепотом ответил я.