Лунная радуга. Чердак Вселенной. Акванавты

В голове нарастал устрашающий гул. Ну вот, начинается… Стоп, дальше нельзя: кристалл батиметра отливает мягким бирюзовым сиянием. Но главное даже не в этом. Главное в том, что моя черепная коробка вырастает до размеров огромного корабельного трюма. Весь корабль гудит и качается от ударов злобных штормовых валов, каждый удар порождает в трюме странное дрожащее эхо. Ерунда, просто я ощущаю, как в висках тяжело пульсирует кровь. Теплая живая кровь – это реально, остальное – обман. Вот видишь, я все понимаю, все сознаю, всему нахожу объяснения. Значит, опасности нет, – можно чуть ниже… Где он, где этот «реквием»? Не слышал, не верю, дурацкие выдумки. Просто шум в голове, которому никак нельзя приписать музыкальность.

…А в трюме звенит и похрустывает мелкое крошево стеклянных созвучий. Тихонько тренькают стеклянные струны, падают в темноту, и там разбиваются вдребезги стеклянные бусинки нот. Эта стеклянная суета начинает казаться забавной. И вдруг…

В настороженно-гулком пространстве раздается отчаянный дикий завывающий крик…

После первых мгновений жуткого оцепенения – всеобщая тишина. Растаяли стены мрачного трюма, вернув ошеломленному узнику былую свободу и легкость движений. Кристалл батиметра горит спокойным бирюзовым огнем.

Где-то далеко-далеко – может быть, в центре вселенной – торжественно бьют мировые часы. Двенадцать тягучих ударов, и каждый из них – столетие. Последний удар долго звучит в ореоле дрожащего эха.

– Полдень?.. – вопрошаю пространство.

Внятный женский голос говорит за моей спиной:

– Ты ошибаешься. Полночь.

– Допустим, – неуверенно соглашаюсь я. – Но полночь чего? Эры, эпохи, тысячелетия?

– Полночь твоих желаний, – раздается в ответ.

Нет, это слишком!

– Откуда вам известно о моих желаниях, мадам? Кто вы? Покажитесь!

Смех – и никакого ответа.

– У вас приятный смех, мадам. Но знаете ли, я не люблю быть обращенным спиной к собеседнику.

– Это неважно, – отзывается голос.

– Что неважно?

– Все, что ты говорил. Я – Тьма, понимаешь? Этим все сказано.

– Н-да, пожалуй…

Я вслушиваюсь в раскаты одиноко бродящего эха. И ощущаю течение времени. Время течет, как вода. Я набираю его целыми пригоршнями, дивясь, что стал обладателем такого богатства. Когда-то давным-давно, в счастливую пору рождения детских, еще неясных желаний, я очень любил играть фонтанными струйками. Ловил прозрачную воду руками, стремясь задержать в мокрых ладошках это неиссякаемое увертливое сокровище. Так и теперь: мне кажется, я властелин никому не подвластного времени. Черпаю от его огромных запасов, небрежно проливая капли-минутки.

И снова где-то за моей спиной слышится смех:

– Я вижу, ты доволен подарком.

– Подарком?

– Конечно… Бери, я дарю тебе вечность.

– Зачем мне вечность? – меня охватывает разочарование.

Голос медлит с ответом. Наконец говорит:

– Вечность – ведь это же так заманчиво!..

– Вечность – это небытие. Твой подарок лишен всякого смысла.

– Вот как! – удивляется голос. – Значит, боишься?

– Нисколько. Просто мне не нужна беспредельность во времени. Я знаю этому цену. Недосягаемый призрак, обман…

– И я беспредельна. Я тоже, по-твоему, призрак, обман?

В этом вопросе звучат лукавые нотки. Но я не колеблюсь:

– Да, тоже.

– Я – Тьма! – вскипает негодованием голос. – Беспредельная, вечная Тьма! Я существую!

И в негодующих возгласах мне чудится что-то наивное, до смешного похожее на женский каприз. Черт подери, я даже немного смущен.

– Вот видишь, – смягчается голос, – мне больно слышать дерзкие речи. Но я как женщина великодушна и прощаю тебя.

– Спасибо. Но тем не менее должен заметить, что власть твоя эфемерна. Ночь уходит с наступлением дня и тьма исчезает.

– День!.. – Голос презрительно высокомерен. – Что есть день? Жалкий обман планетарных масштабов. Все остальное пространство – безграничная тьма. И ты смеешь возражать против этого?

– Смею. Тьма – обедненное светом пространство и только. Но стоит ли спорить об этом? Может быть, просто скомандовать скутеру включить освещение?

– Не нужно. Впрочем, попробуй. Я все равно останусь с тобой в другом своем качестве. Ты уже мой! Навсегда… Погляди: в твоих руках горит голубая звезда. Это судьба.

Бросаю взгляд на батиметр. Чистый голубой огонек… В сердце вонзается жало веселого ужаса. Меня разбирает смех.

– Я не боюсь тебя, Бездна! Ведь это твое настоящее имя, не так ли?

– Я не скрывала. Но ты слишком поздно догадался об этом.

– Не имеет значения. В конце концов я намерен взять у тебя интервью.

– Любопытно. О чем же ты хочешь спросить? Ах, я уже знаю! У него было странное имя – Вилем… Кажется, так?

– Верно. Ты буквально читаешь все мои мысли. Да, Вилем Пашич… Но по-чему же «было»? «Было» – очень нехороший симптом.

– Скверные предчувствия не обманули тебя. И довольно об этом.

– Продолжай! Хочу знать все о его таинственном исчезновении. Иначе я не поверю тебе. Слышишь, ты…

– …Дорогая! Назови меня так хотя бы однажды, – раздается тихий и грустный смешок: – Какие вы странные, люди… Даже в объятиях Бездны вам обязательно нужно думать о ком-то другом.