Лунная радуга. Чердак Вселенной. Акванавты

— Благодарю вас, Палмер. Вы очень нам помогли… По крайней мере я на это надеюсь. До свидания. Прошу извинить за доставленное вам беспокойство. — Гэлбрайт сделал Рукой что–то наподобие прощального жеста. Палмер молча смотрел с экранной стены — казалось, не верил, что все кончилось и он свободен. Лицо его медленно таяло в голубизне.

Гэлбрайт сидел, опустив голову, будто изучая свое отражение в полированной крышке стола. Даже неподвижность не могла скрыть его озабоченности.

— Вот так, — произнес он, не повернув головы, но было ясно, что адресовано это Никольскому.

Тот ответил не сразу. Проводил взглядом исчезающее изображение Палмера, опустил глаза и стал смотреть на собственные руки.

— Интересно, — наконец произнес он с такой интонацией, словно хотел сказать: “Плохи, оказывается, дела, коллега”.

— Забавно, — в тон Никольскому проговорил Гэлбрайт.

— Если хотите знать мое мнение, то… то я почти убежден, — непонятно сказал Никольский.

— Кентавр? — непонятно спросил Гэлбрайт. Не дожидаясь ответа: — Наши мнения совпадают.

— Тем хуже.

— Да. Тот редкий случай, когда разногласия были бы кстати…

— Странная зависимость, — хмуро пробормотал Никольский. — Чем больше фактов…

— …Тем меньше смысла. — Гэлбрайт пожевал губами. — М-да, это… это как… — он с видимым усилием подыскивал слова, — как удар об стену головой.

— Но других фактов у нас нет.

— А что, если уговорить Палмера?

— Имитировать встречу?

— Да.

Никольский подумал.

— Я, собственно, не против, но… Во–первых, время. Во–вторых… — Он искоса взглянул на Гэлбрайта. — Вы все–таки надеетесь избавиться от… кентавра?

Пауза. Гэлбрайт медлил с ответом.

— Нет, — сказал он. — Уже не надеюсь. Решительно сбрасывать со счетов маску и грим я пока не намерен, но лучше приготовиться к худшему.

— Лучше к худшему, — одобрил Никольский. — В нашей практике это уже перестало быть словесным курьезом. — Он откинулся на спинку кресла.

— Любите спорт? — спросил неожиданно Гэлбрайт. Заметив быстрый взгляд собеседника, пояснил: — Мне любопытно узнать, как вам нравятся наши ковбойские состязания.

— Родео? Что ж, занятное зрелище…

— Говорят, вы отличный наездник и мастер лассо? Полинг, я обращаюсь к вам. Говорят, вы дважды были чемпионом?

Фрэнк посмотрел на шефа:

— Был. Когда участвовал в школьных родео.

— Говорят, вы непременный участник ежегодного “Большого родео” в Копсфорте?

— У меня просто вылетело из головы, что завтра в Копсфорте спортивная заварушка… Нет, ковбойский спорт я забросил, как только поступил работать в Управление.

— Напрасно.

— Забросил или поступил?

Гэлбрайт молча повращал глазами.

— Я понимаю, куда вы клоните. — Фрэнк подвигался в кресле. — Готов в Копсфорт хоть сегодня, Но, полагаю, нужен я вам не как призер “Большого родео”, а как интервьюер, от пяток до подбородка нашпигованный скрытой микроаппаратурой.

— Нет, — сказал Гэлбрайт. — Никакой записывающей микроаппаратуры. И в этом смысле всякую самодеятельность строжайше запрещаю. Никаких спецбраслетов, пуговиц, медальонов, радиосигнализаторов, микротелемониторов. Понимаете? Ни–ка–ких! Обычная одежда спортсмена–ковбоя. Широкополый стетсон, джинсы, ковбойка и пояс с обыкновенной — обыкновенной, Полинг! — пряжкой. Это все. В Копсфорт вас привлекло в первую очередь “Большое родео”. Боюсь заглядывать далеко вперед, однако это “родео” может вполне оказаться одним из самых ответственных в вашей жизни.

— Что ж, мне не впервые скакать без седла и раскручивать лассо. Но кто вам сказал, что я не почувствую разницы между быком и своим родственником? — Фрэнк сознавал, что говорит совсем не о том, о чем следовало бы сейчас говорить, но ничего не мог с собой поделать. Он находился во власти необъяснимого желания сказать шефу что–нибудь неприятное. — С моей стороны было бы очень нечестно что–либо заранее вам обещать, — добавил он.

— Я не жду обещаний. От вас мне нужны сознательность и готовность. Иначе просто нет смысла затевать операцию “Копсфорт”. Или “Большое родео”…

— Или “Кентавр”. Или, может быть, прямо без маскировки: “Веревка для шурина”?

— Хотелось бы сразу внести предельную ясность, — устало сказал Гэлбрайт. — Вы, Полинг, вправе взять на себя копсфортскую миссию только на добровольных началах, и никак иначе. Ваш отказ, разумеется, нас огорчит, но мы поймем это правильно.

— Шеф, копсфортскую миссию я, безусловно, беру на себя. И не столько из опасения вас огорчить, сколько по личным мотивам. К тому же посылать в Копсфорт для встречи с Нортоном кого–либо другого просто не имело бы смысла.

— Верно. Тогда в чем причина вашего… гм… смятения?

— Причина в том, что я предвижу, как все это будет. Признаться, шеф, я совершенно не в своей тарелке и… не могу заставить себя поверить в успех копсфортской затеи. Это меня угнетает. Иметь дело с Нортоном вообще не слишком приятно. А тем более в таком его… качестве. В конце концов, я не специалист по кентаврам.