Лунная радуга(дилогия)

Обычно после такого щедрого перерасхода мышечной энергии наступало что-то вроде внутренней разрядки,благотворное влияние которой ощущалось и в последующий день.Сегодня мышцам изрядно досталось, но не было ни малейшего, пусть даже призрачного, умиротворения. Давила горькая, злая и в то же время какая-то мутная, вялая тяжесть.Может быть, так ощущается безысходность?.. Он наткнулся на утонувший халат,подхватил его, всплыл у трамплина. Тщательно выжал халат, натянул на голое тело, побрел к дому. Подходя, запахнул полы и стал машинально застегивать пояс. Наконец поймал себя на нелепости всех этих действий, остановился.

Луна ушла,и в потемневшем небе ярче проступили звезды. На звезды он не смотрел. Глаза безучастно следили за мягкими переливами синего света на полу открытого в сад летнего холла. Мыслей не было. Мозг пуст, как грот на берегу моря в часы отлива. Это не удивило его. В последнее время он часто бывал так рассеян. Вероятно, стал уже привыкать к никчемности своего бытия. По прихоти удручающих его самого обстоятельств он утратил какую-то элементарно простую, но жизненно необходимую связь с миром людей и теперь не знает, чем ее заменить. Да, чем заменить? Бассейном? Ночными прогулками с Джэгом?..

Нортон вошел в дом.Вкрадчиво, мягко, как зверь в нору. Неслышно пересек летний холл, по ворсистым ступенькам внутренней лестницы спустился на нижний «подземный» этаж, где расположены все хозяйственно-бытовые и спортивные помещения виллы.Автоматически открылись створки дверей, вспыхнул свет, в котором Нортон не слишком нуждался.Внеземелье наградило его способностью видеть во мраке.Это не значит, что он вообще не чувствовал темноты. Чувствовал.Как темно-серую, но в то же время стеклянно-прозрачную массу. И чем плотнее был мрак, тем больше суживалось поле зрения,– он видел как бы в «узком луче».То есть различал все достаточно четко лишь в том направлении, куда падал взгляд. Правда, он плохо видел вдоль магнитных линий планеты – с юга на север и с севера на юг, – но готов был с этим мириться.

Уже не заботясь о тишине (знл: отсюда наверх не долетает ни звука),быстро прошел коридор, пылающий синевой искусственного лазурита, и оказался на «банном дворе». Впрочем, это просторное круглое помещение с фонтаном Сильвия называет «римским залом».Не зал,а сама стерильность– блеск,белизна.Мраморные скамьи (под антик),ниши с белыми вазами,горельефы на стенах (тоже под антик), блестящие чаши и высокие узкие зеркала. «Что ж,–подумал Нортон, срывая с себя мокрый халат,– у обитателей этой норы когда-то был вкус к обыкновенным радостям жизни». Халат, с силой брошенный в сторону, сбил с треножника чашу, и она покатилась звеня.

Рядом внезапно открылась дверь предбанника сауны. Он быстро взглянул туда и вздохнул с облегчением.Никого там не было. Просто он сам подошел к двери слишком близко… Он почему-то боялся увидеть Сильвию. Здесь, в такой час. И теперь, когда все объяснилось и этот нелепый испуг миновал,он почувствовал гнев.Тоже нелепый,абсолютно беспричинный. Да, да, беспричинный, черт побери! Никаких причин не было.Ни малейших.Кроме одной.Кроме той, что он вернулся на Землю уродом и, забившись в комфортабельную нору, ежечасно, ежеминутно чувствует свое уродство и знает, что с этим уже ничего не поделать(.. Ладно, оставим.В конце концов это похоже на истерию.Пора брать себя в руки. В самый раз… Он поднял халат, бросил его на скамью, направился в душевую.

Молочно-белый пузырь душевого бокса, усеянный изнутри пластмассовыми бородавками форсунок,светился так ровно, что вогнутость его стен трудно было заметить,– казалось, форсунки свободно парят в фосфоресцирующем тумане. Чуть приподнятая над полом площадка, покрытая искусственной травой, напоминала кругло вырезанный пласт свежего дерна.Нортон перескочил на нее прямо с порога,охнул от удара твердых,как копья, ледяных струй,– мелькнули сорванные колпачки форсунок. Напор воды был ужасен– Нортон едва сохранил равновесие. Перемудрил вчера с регулятором водонапора!.Площадка медленно поворачивалась, Нортон рычал, защищая руками лицо от бешено бьющей воды, и никак не мог уяснить,нравится ему это новое развлечение или не нравится. Струи, казалось, вминали ребра и резали холодом. Это вполне могло кончиться синяками.

В гардеробной он осмотрел себя в зеркале.Грудь,спина горели как от ожога. Все в порядке,синяков нет.Но собственное лицо ему не понравилось.В сущности, никогда оно не нравилось ему и прежде– скуластое, жесткое. Но раньше оно хотя бы не выглядело настолько суровым. Сжатые в полоску губы, цепкий взгляд серых, чуть глубже,чем нужно,сидящих глаз… Надо быть хоть немного повеселее. Он заставил себя улыбнуться. Получилось так мерзко, что он отвернулся и больше в зеркало не смотрел.