Лунная тропа

Я поднимаю голову и встречаюсь взглядом с мамой.

– Она была бы так счастлива, – произносит мама сквозь слезы.

Я возвращаюсь к письму:

Ах да, мой медальон. Сколько раз ты просила меня показать, что там внутри? Не меньше сотни, это точно. Он висит сейчас у тебя на шее? Ну конечно. Открой его, детка. Это последний мой сюрприз для тебя.

Твоя любящая мать,

Руби.

Эмоции настолько переполняют меня, что я не могу вымолвить и слова. Мама бережно обнимает меня за плечи. Гэвин смотрит на нас с сочувствием на глазах.

В комнате воцарилось молчание. Молчание, которое зародилось еще тридцать пять лет назад. Все мои мысли только о Руби. О моей матери. Я протягиваю руку к цепочке, на которой висит медальон, и аккуратно беру его в руки.

– Присядь, – мягко говорит Гэвин.

Я усаживаюсь на скамеечку у камина и пытаюсь расстегнуть медальон. Пусть не сразу, но мне это удается. Внутри лежит крохотный белокурый локон.

– Это твой, – говорит мама, – еще с младенчества. Смотри, тут твое имя, – она показывает на медальон.

По центру его действительно выгравирована надпись: Джун Патрисия. Ну конечно: Патрисия – второе имя Руби. Я-то всегда считала, что мать назвала меня Джун Патрисией в честь Руби.

– Джи Пи, – говорю я сквозь слезы.

– Руби никогда его не снимала, – кивает мама. – Говорила, что хочет держать тебя у самого сердца.

– Стипендия, которую я получила, – озаряет меня. – Это все Руби, да?

– Да. Ей пришлось взять для этого еще один кредит.

– Ох, мама, – плачу я, прижавшись к ее плечу. – Я понятия не имела…

– Твое сердце уже тогда обо всем догадывалось, – качает головой мама.

На дне сундучка лежит толстая пачка старых конвертов. Наверняка это недостающие письма – те самые, которыми Руби и Маргарет обменивались до смерти писательницы. Мне просто не терпится прочитать их.

Я оборачиваюсь, услышав за спиной шорох шагов. В дверях стоит Мэй. Поначалу меня это пугает. Никто не слышал, когда она вошла в магазин. Сколько времени она здесь? По лицу ее заметно, что она недавно плакала, но теперь на губах ее сияет улыбка.

– Вы похожи с ней как две капли воды, – говорит Мэй.

– Мэй, я… я просто не знаю, что сказать, – бормочу я. – Наверняка это стало для тебя таким же открытием, как и для меня.

– Получается, что мы с тобой сестры. Все это время я думала, что у меня есть брат. – Мэй смахивает со щеки слезу. – Для меня было чем-то само собой разумеющимся, что отец должен любить его больше меня. – Она окидывает взглядом магазин. – Здесь было его сердце, рядом с Руби. Домой он приходил очень поздно, но я всегда дожидалась его возвращения – просто чтобы взглянуть на него перед сном. Сама видишь, он предпочел мне Руби. Звучит ужасно, но это чистая правда.

– Мэй, – кладу я руку ей на плечо. – Твой отец оказался в трудном положении.

– Наш отец, – поправляет она.

На мои глаза наворачиваются слезы. Я еще не до конца уяснила случившееся. Да, Эми больше нет с нами. Но теперь, глядя на Мэй, я понимаю, что судьба сделала мне неожиданный подарок. Кровную сестру.

– Как-то раз отец подарил мне экземпляр книги «Баю-баюшки, луна», – продолжает Мэй. – Первое издание. Должно быть, ему дала ее Руби, хотя в то время я этого не знала. Он принес книжку на мой десятый день рождения, и я подумала, что ничего удивительнее в жизни своей не читала. На внутренней стороне обложки он написал мне что-то вроде стихотворения. Слова любви, обращенные к дочери. Я берегла эту книгу, как настоящее сокровище. Но когда я вернулась домой на его похороны и узнала, что Руби беременна, меня охватила настоящая злость. Это было верхом предательства по отношению к маме и ко мне. Я сунула в пакет книжку и те фотографии отца, которые у меня оставались, и отнесла все в магазин. Мне хотелось навсегда вычеркнуть его из своей жизни. – У Мэй невольно вырывается вздох. – И все же, несмотря на всю мою злость, в глубине души мне хотелось простить отца и принять его любовь к Руби. – Она печально качает головой. – Но было уже слишком поздно.

– Почему же ты не поговорила с Руби?

– Не могла, – отвечает Мэй. – Просто не могла. После смерти отца я несколько раз приходила в магазин в надежде, что увижу где-нибудь свою книжку. Я даже написала Руби анонимное письмо, обещая за это издание кучу денег. Но гордость не позволяла мне лично встретиться с ней и признать тот факт, что я по собственной воле отдала столь дорогую мне вещь.

– Но она непременно вернула бы ее тебе, – говорю я, – если бы знала, что ты хочешь забрать ее обратно.

– Я слишком сердилась на нее, чтобы договариваться о чем-то лично.

– Ты была обижена, – замечаю я. – Когда людям больно, они часто совершают необдуманные поступки.

– Верно. – Она смахивает слезу. – Мне до сих пор кажется, что я не заслуживала любви отца.