Лунная заводь

Что такое? Я вскочил на ноги и услышал, как в окружающей меня темноте зашептались и зашевелились. Снаружи раздался рев труб, послышался топот бегущих ног, громкие неразборчивые крики. Суматоха постепенно приближалась. Я разобрал отдельные выкрики: "Лакла! Лакла!" Сейчас они звучали уже у самого порога, и шум переполоха время от времени заглушали какие-то странные удары: очень низкий, гулкий звук раздавался будто из бездонной бочки, воздух сотрясался и вибрировал, словно от раскатов грома.

Внезапно смолкли звуки арф: язычки лунного пламени задрожали, опали и стали быстро заползать назад, в хрустальные шары. Покачивающееся тело Йолары оцепенело, казалось, она каждой клеточкой прислушивается к чему-то. Жрица отбросила назад свисающие пряди волос, и я увидел ее лицо. При свете последних, издыхающих змеек пламени, оно показалось мне застывшей маской из древней греческой трагедии.

Прелестные губки, в которых при всей их привлекательности всегда присутствовала некая утонченная жестокость, теперь напрочь утратили всю свою миловидность, ощерившись резко очерченным прямоугольником рта, — в нем не осталось ничего человеческого. Это было лицо мифической Медузы Горгоны: глаза горели, словно у попавшей в западню волчицы, казалось, что волосы у нее на голове корчатся, свиваясь клубками, все равно как змеи на голове у этой страшной женщины, чей рот жрица позаимствовала на время. И вся ее красота мгновенно превратилась в нечто отвратительное, невыразимо гадкое нечеловеческое и разрушительное. Если предположить, что сейчас на лице Йолары проявилась ее истинная душа, то, пожалуй, только сам Господь Бог помог нам спастись от нее.

Я с трудом оторвал от нее глаза и перевел их на О'Кифа. Он уже снова стал самим собой. Трезвый, как стеклышко, Ларри стоял, уставившись на жрицу с невыразимым отвращением и ужасом. Так они стояли, не шевелясь… и вдруг где-то вспыхнул свет.

Еще какую-то долю секунды держалась темнота в зале, а потом с молниеносной быстротой исчезла угольно-черная тень, заменявшая собой стену зала, и через входной проем, открывшийся между серыми ширмами, хлынул поток серебристых сверкающих лучей.

Через этот проход, четко печатая шаг, вошли, построившись в две колонны, какие-то невероятные, каких не увидишь и в кошмарном сне, существа. Это были фигуры лягушек, причем несомненно мужского пола, очень высокого роста, — чуть ли не на ярд выше, чем даже наш ирландец. Чудовищные, огромные, как блюдца, глаза были обведены широкой красной каймой, усеянной зелеными крапинками, которые вспыхивали фосфоресцирующими блестками.

Вытянутые, длинные морды с полуоткрытыми губами скалились в звериной ухмылке, обнажая ряд блестящих, узких и острых, как ланцеты, клыков. Низко надвинутые почти на самые ослепительно сверкающие глаза рогатые каски, черепаховые панцири из черных и оранжевых плиток, с торчащими из них заостренными на концах рогами, длиной чуть ли не в фут, завершали их облик.

Словно солдаты, исполняющие приказ, они выстроились вдоль обеих сторон широкого прохода между столами. Теперь я смог увидеть, что рогатые панцири защищали им плечи и спину, а на груди переходили в шишковатые латы; на запястьях и возле пяток торчали чудовищные кривые наросты, острые, как шпоры. Перепончатые руки и ноги (если можно так выразиться!) заканчивались желтыми, широкими, как лопата, когтями.

Они держали в лапах огромные копья, не меньше десяти футов в длину, и на верхней заостренной части копий поблескивало то самое желатиновое покрытие, от быстродействующего, разлагающего действия которого я в свое время так удачно избавил Радора.

Воины-лягушки выглядели до невозможности карикатурно, ничего смешнее мне еще не приходилось видеть в жизни, — да я бы и представить себе такое не смог, — и все же они были ужасны!

А потом, между рядами выстроившихся монстров, тихо и спокойно, прошла девушка! Сзади ее сопровождал воин-лягушка, угрожающе раздувая громадную, как мешок, складку кожи у горла, зажав в одной лапе страшенную, размером со ствол небольшого деревца, сплошь утыканную острыми шипами булаву, — гораздо выше ростом, чем все остальные стражи. Но я лишь скользнул по нему мимолетным взглядом, потому что все мое внимание сейчас было приковано к девушке.

Ибо это была она… та самая, что указала нам дорогу сюда, когда мы попали в безвыходное положение в логове Двеллера на Нан-Танахе. И сейчас, снова глядя на нее, я поражался тому, как это я мог подумать хоть на единый миг, что жрица превосходила ее красотой. Глаза О'Кифа вспыхнули от радости, стыда и унижения.

Со всех сторон слышался шум и резкий злобный шепот, недоверчивое бормотание, сдобренное изрядной порцией страха:

— Лакла!

— Лакла!

— Лакла! Служительница!