Лунное дитя

Глава XX ВАЛЬПУРГИЕВА НОЧЬ

Легконогая Весна прямо-таки рвалась в Неаполь, и приход ее был поистине божественен. В конце апреля ни на Апеннине, ни на Альбане, ни на горе Аполлиапа не было больше ни крупицы снега. Последний день месяца был жарок и тих, как в середине лета; склоны Позилиппо, казалось, ловившие каждый всплеск океана, так и не могли утолить жажды. Воздух над морем был так мутен и тяжел, что обитателям виллы не было видно не только Капри и голубого залива, глубоко вдававшегося с Запада в сушу, но даже Везувия.

Закат Солнца был величественен и печален; его диск казался лишь бледной тенью обычно столь вызывающе-яркой красноты, напоминающей кожу индейца. Уходя в немыслимых муках, оно пронизывало туман нитями мутного шафранного золота, и края грозовых туч на горизонте, приобретая все более фантастические очертания, создавали вместе с возвышенными, морщинистыми уступами гор удивительнейший пейзаж, постоянно меняющийся и до такой степени сказочный, что казалось, будто весь окружающий мир стал сценой чудовищных сатурналий, где плясали гигантские фантомы драконов, грифонов и химер.

Илиэль с нетерпением ждала наступления темноты, когда она вновь сможет встретиться со старухой и отправиться вместе с ней на шабаш. В этот день она случайно стала свидетельницей совещания между сестрой Кларой и обоими мужчинами; у нее не было сомнений, что они сговаривались о том же. Это подозрение лишь усилилось, когда они поочередно подошли к ней, чтобы пожелать доброй ночи. Теперь Илиэль окончательно решилась принять участие в шабаше. К девяти часам вечера в саду все стихло; лишь шаги патруля, назначенного братом Онофрио, раздавались на верхней террасе, да время от времени звучали тихие гармоничные голоса, произносившие охранные заклинания, которыми стражи магических мест пользовались в течение веков, после каждой строки повторяя: «На тебя да обопрется воля моя, о Закон Света».

Илиэль воспроизвела свое придыхание-кашель и тотчас очутилась па тропе, которую уже так хорошо знала. Ей не понадобилось и нескольких минут, чтобы добраться до скал-башен; старуха уже ждала ее.

— Вот что я скажу тебе, дорогая, — начала она, как всегда, без предисловий, — тебе придется совершенно точно выполнять все, что я скажу — в той стране. — Рефрен был тот же самый, за исключением одного слова.

— Во-первых, тебе ничего нельзя называть прямо — в, той стране. Так, увидев, например, дерево на горе, ты. должна сказать: «Я вижу зелень на возвышенности», ибо так говорят они все — в той стране. И, что бы они ни делали, они всегда найдут этому другие объяснения — в той. стране. Грабя кого-нибудь, они говорят, что тем самым помогают ему и избавляют его от бед: такова мораль той стране. И все, что хоть чего-то стоит, не стоит ничего — в той стране. Гений — тот, кто обыкновенен до мозга костей — в той стране. Если тебе что-то нужно, ты должна делать вид, что оно тебе совершенно не нужно; и oбо всем, что есть, ты должна говорить, что его нег — в той стране. И всякий раз, когда тебе захочется придавить соседа ты должна говорить, что приносишь себя в жcртву религии или морали, человечности, свободе или прогрессу — в той стране.

— Великий Боже! — догадалась Илиэль. — Значит, это Англия!

— Они называют это место «Стоунхендж» — в той стране.

И, не говоря больше ни слова, старуха потащила Илиэль за собой в свою щель в скале. Там было темно, совсем темно, и Илиэль то и дело спотыкалась о камни. Затем старуха отворила небольшую дверь, и Илиэль очутилась на узком скалистом карнизе. Не успела она оглянугься, как дверь за ней затворилась, чуть не столкнув се в пропасть. Перед ней не было ничего кроме бездны звезд. Она манила ее, и Илиэль уже была готова отдаться ей, когда ее позвал резкий голос старухи: