Лунное дитя

Он собственноручно проделывал все опыты, о которых где-либо слышал, от взвешивания душ до фотографирования мыслей, и не преминул бы пуститься на поиски Абсолюта, если бы ему это пришло в голову. Он был опорой и надежей… издателей всех бульварных газет Нью-Йорка, а в последнее время был занят сочинением сценария для кинематографа о подробностях психических опытов. Кажется, ему ли было не знать, что все сколько-нибудь дельное из этих «подробностей» легко уместилось бы на одной бобине, однако он ничтоже сумняся подписал договор на целый сериал из пятидесяти пяти фильмов! Он жевал свой шоколад (очередное «открытие» в борьбе с едой), нисколько не задумываясь над тем, что настоящему исследователю не к лицу размениваться на подобные вещи. И все же это был умный, мыслящий, наблюдательный человек. Если бы ему достало к. тому еще нравственных сил, он легко мог бы удержаться от столь опрометчивых поступков. Однако увлечение собственными «открытиями» не только пагубно отражалось на здоровье Уэйка Морнингсайда (в последнее время у него появились даже истерические припадки); именно оно плюс стремление заработать и на том, и на этом привело к тому, что люди начали сомневаться даже в самых бесспорных из его суждений. Например, несколько лет назад он был одним из экспертов, подписавших широко известное заключение о способностях медиума Янсена; год спустя он устроил этому Янсеиу турне по Америке, на котором оба заработали кучу денег. Однако после этого люди перестали верить как Янсену, так и тогдашнему заключению о нем экспертов. Кончилось тем, что из Нью-Йорка скандинавского медиума просто выставили. Позже, пытаясь оправдать Янсена, Морнингсайд заявил, что этот факт никоим образом не опровергает прежнего о нем заключения, и получил в ответ:

— Это-то не опровергает. Опровергает ваша с ним дружба.

Правда, лорд Боулинг, вместе с Морнингсайдом приехавший из Англии в Париж, достаточно хорошо знал его, чтобы не поверить в его предвзятость как эксперта; он ценил Морнингсайда как внимательного наблюдателя, как специалиста по заклинаниям и глубокого знатока всех трюков, которые когда-либо использовались или могли использоваться на сеансах. Морнингсайд был советником Боулинга в отношении меры обмана. До прихода Саймона Иффа и его друзей эти трое развлекались беседой с дамой. Дама была одета в простой бархатный хитон, сшитый из цельного куска ткани. Он доходил ей до ступней. Рукава были длинные, расширяющиеся книзу, но стянутые у запястий. На груди — брошь в виде золотого креста с красной розой в середине. Волосы мягкими каштановыми локонами огибали уши.

Лицо дамы сияло какой-то необычной красотой, которую точнее всего было бы назвать «эзотерической». То же можно было бы отнести к ее фигуре, скорее приземистой и коренастой, однако поразительно легкой в движениях. Открытый взгляд ясных глаз выдавал искреннюю натуру; однако видно было, что эти глаза не всегда верно служат хозяйке, не умея распознавать обман или злой умысел. Прямой широковатый нос говорил об энергичности; полные губы — о натуре страстной и твердой. В целом лицо выражало простоту натуры, не стремящейся скрыть свои недостатки, каковы бы они ни были. Хотя по физическому типу ее скорее можно было отнести к варварам (легко можно было представить ее в роли татарской княжны, невесты какого-нибудь Чингисхана, или королевы одного из южных островов, сбрасывающей своих любовников в жерло вулкана Мауна-Лоа), — во взгляде светилась высокая душа, превращавшая все кровавые мечи в мирные орала. Да, взгляд был горд, но лишь в том смысле, в котором «горд» герб дворянина: эта женщина была неспособна ни на подлость, ни на предательство, ни даже на нелюбезность.

В глубинах этого вулкана бушевало пламя; однако, укрощенное, оно лишь верно служило своей хозяйке, питая плавильный горн искусства. Ибо хозяйка была певицей, причем известной. За пределами Ордена никто не знал о ее тайных занятиях и уж тем более не мог себе представить, что время от времени она удалялась на ту или иную виллу Ордена, чтобы пройти очередную, еще более глубокую трансформацию. Сирила она приветствовала с особой теплотой: дело в том, что именно ей он когда-то бросил свои носки с предложением заштопать. С другой стороны, можно сказать, что она сама в большой мере была обязана Сирилу своим успехом певицы: до знакомства с ним она была скованна, и лишь напор его могучей личности помог ей сломать эту преграду. Дальше ему оставалось лишь научить ее нескольким магическим приемам, чтобы она могла сделать свое искусство инструментом совершенствования души. Потом он привел ее в Орден, где ее мощная добрая сила сразу была отмечена всеми; и, если пока она не была одним из высших его членов, то одним из любимейших — наверняка. Звали ее сестра Кибела.

Глава VI УЖИН И ОДНА УДИВИТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ