Лунное дитя

В возрасте около двадцати лет в Ложу вступил Сирил Грей — на правах «вольнослушателя», ибо в правилах Ложи было принимать всякого, кто стремился приобщиться к «знаниям и добродетели», как говорилось в ее Уставе. Сирил быстро проник в истинную суть Ложи, но не ушел, а поддержал игру и вскоре сделался правой рукой Дугласа. Добившись этого, он выбрал момент и бросил спичку в пороховой склад. Ложа была наполнена ненавистью. Последовал взрыв такой силы, каких не знали даже теософы, а они-то уж повидали многое на своем веку; результатом же вмешательства Сирила было то, что Ложа распалась. Дуглас обнаружил, что лишился престижа — и доходов. Склонность к выпивке, сопровождавшая падение Дугласа как мага, стала для него теперь панацеей от всех бед. Ему так и не удалось восстановить Ложу в ее прежнем величии; однако те, кто стремился к магическим знаниям и власти а таких еще хватало и становилось тем больше, чем ниже падал сам Дуглас, — держались за него, ненавидя его завидуя, как завидует уличный мальчишка славе матерого вора или убийцы, волею случая вынужденного предстать перед публикой. Обуреваемый подобными смешанными чувствами. Баллок приближался к улице Кенкампуа, пользовавшейся в Париже самой дурной славой. Дойдя до нее, он завернул в трактир, где обитал Дуглас. Мастер S.R.M.D. лежал на продранном, грязном диване, и лицо его было белым, как сама Смерть; лишь нос — насморочный, в угрях, но все еще напоминавший о былой дерзости и славе хозяина, — сохранил какие-то краски. Глаза же были еще светлее, чем у доктора. В руках у него была наполовину пустая бутылка виски, с помощью которого он пытался вернуть себе бодрость.

— Я принес вам немного виски, — произнес Баллок, зная, как умилостивить своего шефа.

— Поставьте вон туда. Деньги у вас есть? Лгать Баллок не отважился: S.R.M.D. моментально бы почуял это.

— Только чек. Завтра я получу по нему и отдам вам половину.

— Завтра после обеда, — уточнил S.R.M.D. Несмотря на очевидную разбитость всего его существа, он еще кое-что значил. Да, это были развалины, но развалины великой мощи. Он сохранил не только привычку приказывать, но и великосветский тон: в свое время ему доводилось общаться с лицами самого высокого ранга. Говорили также, что знаменитое Третье отделение российской полиции в свое время считало его одним из ценнейших своих агентов.

— Дома ли графиня? — учтиво осведомился Баллок, стараясь оттянуть разговор.

— Ушла на прогулку. Что же ей еще делать в такой поздний час? — съязвил Дуглас. Его отношение к собственной жене, молодой, красивой, талантливой женщине, брат которой был профессором в Сорбонне, делало эту и без того жалкую пародию на мужчину еще более отвратительной. Он заставил ее сделаться уличной девкой самого низкого пошиба и радовался этому.

Что Дуглас делал со своими деньгами, не знал никто. Немалый доход приносила Ложа, сам Дуглас зарабатывал шантажом и отбирал у жены вырученные ею деньги; не исключено, что у него были и иные источники дохода. И все же на виски ему никогда не хватало; трудно поверить, что можно пропивать такие суммы, однако он не притворялся: виски в доме всегда было на исходе. Знание человеческой психологии было у Дугласа поразительным: он сразу догадался, с чем пришел к нему Баллок.

— Двойника уничтожил не Грей, — с уверенностью предположил он, — это не его стиль. Кто же это был?

— Саймон Ифф.

— Я проверю это.

Баллок понял его, ибо при всей ненависти к Иффу и страхе перед ним наибольшая доля злобы в сердце Дугласа все же принадлежала Сирилу Грею. Он ненавидел юного мага самой лютой ненавистью, оттого что не мог простить ему своего падения. Он вообще ничего и никому не прощал, будь то тайное оскорбление или изъявление самой бескорыстной дружбы: он был зол по самой своей натуре.

— Судя по всему, они укрылись в этом своем доме на Монмартре, — заключил Дуглас тоном, не допускавшим ни малейшего сомнения. — Нужно установить наблюдение за всеми входами и выходами оттуда; поручите это Абдул-бею с его людьми. Впрочем, я и так знаю, что собирается делать Грей; я знаю это так же хорошо, как если бы он сам сказал мне об этом. Он захочет провести свой чертов медовый месяц в каком-нибудь теплом краю, и они удерут туда. Поэтому вам и Акбару я поручаю дежурить на Лионском вокзале. Так что следите в оба! Немножко везения — и мы покончим с ними одним ударом; поэтому извольте, сударь мой, следить в оба! Дуглас поднялся на ноги. Поглощенное им неимоверное количество виски очевидно не мешало ему владеть ни головой, ни ногами. Подойдя к небольшому столику, разрисованному странными знаками, он взял фарфоровую чашку, плеснул в нее виски и бросил туда пятифранковую монету. Делая руками резкие жесты, он принялся читать заклинание, довольно длинное, содержавшее гортанные звуки, будто говоря на каком-то варварском языке. Затем он поджег виски. Когда жидкость в чашке почти совсем выгорела, он потушил пламя. Вынув монету, — завернул ее в кусок красного шелка и передал своему ученику