Задумываться о том, насколько получившаяся позиция была компрометирующей и интимной не было времени. Мужчина было попытался встать, но был остановлен карандашом, уткнувшимся в его дорогой пиджак. Медленно покачала головой в протесте и переместила карандаш на его губы в знаке молчания. Замерев на несколько минут, смотрела прямо ему в глаза, после чего, убедившись, что Адам не предпринимает новых попыток подняться, перевела взгляд на холст.
Пока это были лишь зарисовки будущих картин — черновые эскизы моего сердца и мыслей. Карандаш скользнул по бумаге, издавая характерный скрежет. Мой взгляд блуждал между шефом и мольбертом, рука жила своей жизнью. Рисуя, я всегда теряюсь во времени и пространстве. Порой не ем и не пью, живя в моменте, созданном моим причудливым воображением. Плыву по течению вдохновения, порождающего мои творения.
Карандаши сменяли друг друга, пальцы темнели от грифеля и растушевки. В порыве была скинута мешающая длинными рукавами кофта, частично обнажая мое тело, скрытое лишь коротким кружевным белоснежным топом на тонких бретелях. Не знаю точно, сколько прошло времени, прежде чем я откинула карандаш. Удовлетворенная улыбка тронула мои губы. Вот оно! Теперь я точно знала, как будет выглядеть центральная часть моей выставки. Кончики пальцев покалывало от распирающего меня предвкушения. Хотелось как можно скорее окунуться в дальнейшую работу.
— Мои услуги больше не нужны? — голос Адама заставил обратить на себя внимание. И только сейчас я осознала, как именно все выглядит со стороны. Белоснежные штаны и кожа были перепачканы грифелем, как и руки, сжимающие края холста. Взгляд метнулся к мужчине, уже более осознанно, и с я облегчением выдохнула. Его не вымазала — это уже неплохо. А вот что-то весьма твердое, упирающееся в мой пах, и задумчивый взгляд потемневших глаз — радости не прибавляло.
— Прости, — выдохнула, все еще находясь в эйфории, и попыталась слезть с него, но была остановлена ладонями, жестко зафиксировавшими мои бедра.
— Стоять, — по выражению его лица невозможно было понять, что сейчас крутилось у него в голове. — Ты такая… Вряд ли я смогу озвучить то, что думаю. Никогда не был в роли натурщика, то твоим побыл бы. Покажешь?
— Нет, — на мгновение сдвинувшись, прислонила холст к мольберту изображением внутрь.
— Но я же видел то, что ты рисовала до моего прихода, — возразил Адам. — Почему же этот нельзя?
— Потому что все, что ты видел лишь малая толика того, что находится в моей голове. И не всегда то, что я вывожу на бумагу, находит место на стенах галерей. Однако то, что сейчас изображено на холсте — имеет значение. И пока не воплотится в реальную картину, единственным смотрящим на это человеком буду я.
— Странная ты, Солнцева. Неземная какая-то… — улыбка коснулась губ мужчины. — Перепачканная с головы до пят, не отталкиваешь, а наоборот притягиваешь. И меня безумно бесит то, что ты приносишь в мою жизнь хаос.
— Можешь просто уволить. Возражать не буду.
— Серьезно? — левая бровь мужчины в удивлении поползла вверх. — Ты тоже что-то ощущаешь.
— Это не имеет никакого значения. Не имею привычки влезать в чужие отношения, даже если со стороны они не кажутся мне крепкими. Что бы я ни испытывала по отношению к тебе, Волков — все это не важно. Ты будоражишь меня, отрицать это бесполезно. Да и как не может волновать влиятельный интересный мужчина, который к тому же потрясающе целуется?
— Ты сейчас мне комплименты делаешь?
— Нет. Это констатация фактов. Но знаешь, — переместилась ближе к нему, опершись на руки по обе стороны от его головы, — жизнь научила меня разбираться в людях. Я из твоего мира, и прекрасно знаю правила игры. Твои отношения со шваброй тебе просто удобны и престижны. Она отличное дополнение на фото в глянцах — красивая и богатая наследница неплохого состояния. Не сомневаюсь, что ноги она раздвигает феерично, как и рот. Труд хирургов оценила, — саркастическая ухмылка появилась на моем лице, и я наклонилась ниже. — И самое отталкивающее в складывающейся ситуации не то, что ты не любишь ее. Любовь сейчас переоценивают. В нашем мире эгоизм и собственные желания попросту лишили ее права на существование. И нет, я не цинична. Просто трезво смотрю на реалии. Печальнее всего то, что ты банально не уважаешь ее. Иначе — уже давно бы отпустил.
— Интересное мнение, — более грубо ответил Адам, резко обхватив меня за талию и опрокидывая на свое тело. Мои руки подогнулись, и теперь я лежала на нем, опираясь на локти. Кончик моего носа находился в нескольких сантиметрах от его, а стальной хват сильных рук не давал возможности вырваться из объятий. — Только не говори, что тебя тревожат ее чувства.