Лунное сияние (СИ)

— Я не хочу, — помотала головой, и тут произошло кое-что весьма неожиданное. Красивый гость тяжело вздохнул, пробормотал себе под нос на чистейшем русском что-то про катастрофу, взял в руки поднос и сел на край моей кровати.

— Я сам, — обратился врачу. — Подождите меня около двери, — доктор кивнул и скрылся за дверью. — Не помнишь меня? — перешел на русский.

— Нет, — он был мне незнаком. Как ни пыталась откопать в руинах своей памяти это красивое лицо, так и не смогла.

— Хреново, Лу, — хрипло произнес, и зачерпнув из тарелки кашу ложкой, поднес к моему рту. — Ешь, Катастрофа. Нам домой пора. Задолбался я уже на эти горы без тебя смотреть.

— Я… Я не знаю, что сказать. Вы мне незнакомы. И…

— Для начала ешь, — в полной тишине я съела с его помощью весь мой ужин. Он не разговаривал — лишь смотрел. С какой-то болью в глазах, перемешанной с облегчением.

— Когда я смогу оказаться дома, господин…

— Я Адам, Лу. Адам Волков. Если все будет хорошо, то послезавтра утром вылет. Спросить у меня ничего не хочешь? — он выжидающе смотрел на меня.

— Мне сказали, что Вы…

— Ты, Лу, ты. Для наших с тобой отношений обращение на “вы” не предусмотрено.

— Мне сказали, что ты каждый день тут был и ждал, когда я очнусь. Полагаю, что нас связывали какие-то отношения, но я ничего не помню. Прости, — незнание давило на меня, не позволяя дышать полной грудью. — Прости… Ты мне не знаком. Из моей памяти вырван такой колоссальный кусок времени, и я… Я напугана. Нет, не так. Я в ужасе. Я в незнакомой стране, на больничной койке с переломанными руками. Единственным знакомым лицом был тот, по чьей вине я здесь оказалась. И он мертв. А сейчас чужак, сидящий рядом и кормящий с ложечки, смотрит на меня с такой болью и ожиданием, но я ничем не могу ему помочь, — сбивчиво шептала я, смотря в завораживающие глаза цвета шоколада. — И мои руки… Как я буду рисовать? Я почти ничего не чувствую, — вскинула перебинтованные кисти вверх.

— Мы справимся, Лу, — он нежно перехватил их и вернул на место. — Справимся. Все пройдет.

— Пройдет? Ты сейчас серьезно? — никогда не впадала истерику, но по внутренним ощущениям была близка к ней. — Кто справится? Мы? Нет никаких мы! Я тебя не знаю, — по моим щекам побежали предательские слезы, а губы задрожали. Я была растеряна, напугана, покалечена и ничего не понимала. Адам не стал ничего мне говорить. Он просто сел вплотную и заключил в крепкие объятия. И в тот момент впервые после пробуждения позволила себе разрыдаться. Он гладил мою спину, размеренно и шумно дыша в макушку, а я плакала.

Не могу сказать, сколько прошло времени до того момента, как выдохлась. Как только это случилось, сон увлек меня в свои сети, а теплые чужие объятия стали на время моей колыбелью.

***

Результаты обследования порадовали моего врача, и мне дали разрешение на вылет. На этом заканчивалось мое пребывание в больнице, но не лечение. Мне предстоял огромный восстановительный период, который мог занять месяцы.

С Адамом мы больше не говорили — он поддерживал меня, принимал решения и постоянно был рядом, но более не предпринимал попыток со мной сблизиться. И за это я была ему безмерно благодарна — с меня спало давление неподъемного на этот момент морального груза.

По прилету нас никто не встречал — Адам вскользь упомянул, что довезет меня до дома. Там меня уже ожидали родители и близкие мне люди. Мужчина посчитал, что так будет лучше, и я была с ним согласна. Перелет довольно вымотал, и мне очень хотелось оказаться в своей кровати. Не заметила, как снова уснула — в последнее время довольно часто так делала. Проснулась на уже знакомых руках, укладывающих меня в постель. Привычные запахи окутали меня, и я приоткрыла глаза.

— Спи, все подождут, — хрипло прошептал Адам, накрывая меня одеялом. — Я пойду. Увидимся позже.

— Подожди, — дотронулась до его руки. — Я хочу кое-что сказать, — он нахмурился и присел на край кровати. — Я очень благодарна тебе. Правда. Не знаю, что буду делать дальше. Вернется ли память? Буду ли я рисовать так, как рисовала? На это могут уйти месяцы. Годы. Возможно, и вся моя жизнь. Ты ведь понимаешь, что это значит? Я вижу боль в твоих глазах от того, что не могу вспомнить тебя… нас. Я не могу дать того, чего ты так жаждешь. По крайней мере… пока. И не могу тебе обещать, что смогу.

— К чему ты клонишь? — спросил серьезно, но по выражению его лица стало понятно, что он знал ответ на свой вопрос.

— Не нужно. Живи дальше. Это лучшее, что могу дать тебе на этот момент. Сохрани наши воспоминания и живи дальше.

— Ты как-то сказала мне, что живешь чувствами, а я — холодным рассудком, — внезапно мужчина улыбнулся. Это улыбка не имела ничего общего со счастьем. Скорее — с душевным горем.

— Это на меня похоже, — грустно улыбнулась ему в ответ.

— Ты не хотела начинать наши отношения, потому что боялась, что после их возможного окончания от тебя ничего не останется. Что после меня не будет тебя. Знаешь, в чем ирония наших судеб, Лу?

— Не знаю.