- Никакая это ни чушь, - повторил Дёготь. – Сам вчера видел… Мне, безусловно, не все сказали, да и из того, что сказали, я половины не понял, но суть уловил. Через наушник этим аппаратом передается неслышный человеком звуковой сигнал. Он отражается от окружающих предметов и возвращается в микрофон. Потом он как-то там обрабатывается и превращается в картинку.
Профессор только рукой махнул.. Лицо у него сделалось такое кисло-страдальческое, что Федосею его даже жалко стало. Вот до чего немецкая ипохондрия хорошего человека довести может! Только у Дегтя своя точка зрения на этот предмет оказалась.
- Да я вам сейчас все продемонстрирую!
Товарищ подмигнул Федосею.
- Пять минут!
Он сорвал с крючка шинель и хлопнул дверью. Под раздраженным профессорским взглядом Малюков развел руками. Мол сам не в курсе.
Пару минут спустя телефон задребезжал.
- Берите трубку профессор.
Тот поморщился.
- Ох, Федосей, Федосей.. Глупо ведь это. Не допускает наука…
Тут его Федосей немного окоротил. Понятно было, что Владимир Иванович что-то придумал, что-то веселое и занимательное и невредно было бы, пожалуй, пропустить профессора через это. Может и развеется немецкий сплин…
- Забыли, Ульрих Федорович, как ваше изобретение в Германии не принимали?
Отвечать немец не стал, а трубку поднял. Не так уж много времени прошло с того момента, как его пригласили в СССР сделать ракетную систему, оказавшуюся не нужной в родном фатерлянде.
- Слушаю…
До Федосея донёсся искаженный мембраной голос товарища.
- Смотрю…
Ульрих Федорович, наконец, улыбнулся. Ехидно, правда, да уж что там… Улыбнулся и, выслушав инструкции, вытянул трубку перед собой.
Медленно, словно забытый ветром флюгер он поворачивался, направляя трубку в разные стороны, и тут произошло чудо.
Тихие монотонные ответы Дёгтя разлетались по всей комнате, наполняя душу Федосея восторженным удивлением. Оказывается никакой это не розыгрыш! Работала чудо-техника! Еще как работала!
- Стол, шлемофон, портрет товарища Сталина, Федосей зубы скалит…
Каждое новое слово, вылетавшее из трубки перекраивало выражение на лице профессора из кисло-скептического в недоуменное. Один раз только оно вновь озарилось победной улыбкой, когда он отнес телефон в дальний угол, к книжным шкафам, где вперемежку стояли полетные инструкции, научные труды и регламенты производства работ.
- Темновато, профессор. Добавьте света.
- Федосей, включите лампочку…
Едва вспыхнул свет, как из трубки бодро отрапортовали.
- «Теория ракетостроения», «Расчет сечений реактивных двигателей», «Капитал», подшивка «Правды».. Фу, устал… С мелким шрифтом все-таки трудновато…
От профессорского сплина и впрямь никакого следа не осталось. Он бодро бегал из конца в конец стеллажа и в конце концов повернул трубку к себе.
- Ну и как вам, Ульрих Федорович, советская смекалка? – донеслось из телефона. -Отчетливо вижу недоумение на вашем лице..
Когда Дёготь вернулся, профессор все еще держал трубку перед собой, явно не зная чему верить – глазам или прежнему научному опыту.
- Убедительно, профессор?
Тот только плечами пожал.
- Кто изобретатель?- заинтересованно спросил он.
- Это секретное изобретение, - ушел от ответа коминтерновец. - Изобретатель - сотрудник Нижегородской радиолаборатории.
Профессор хотел что-то еще спросить, но Владимир Иванович его перебил.
- Секретное изобретение, профессор. Сами понимаете…
Уже за дверью Федосей ткнул товарища локтем в бок.
- Как это ты?
- Секретное изобретение, - повторил Дёготь, кусая губы, чтоб не рассмеяться. Они молча вышли и только отойдя за угол, Владимир Иванович позволил себе хохотнуть.
- Понимаю, что подвох, но не понимаю какой,- сказал Малюков.
- Но впечатлило?
В глазах товарища блестело веселье.
- Впечатлило… Проф, пожалуй, может умом двинуться…
- Не в первый раз.
Федосей тоже улыбнулся.
- То-то и оно… Ну, а как на самом-то деле?
- Окно, бинокль, телефон, - кратко отрапортовал коминтерновец.
- Слишком уж кратко.
- Встал у окна напротив и смотрел на вас в бинокль… Удивляясь человеческой легковерности. Ты ведь тоже поверил? А?
- Поверил…
- Вот. Главное профессор душой воспрял. А то совсем бы зачах в наше отсутствие.
Деготь кивнул на окно. За стеклом профессор вдумчиво разглядывал телефон и вдруг, уронив его, схватил карандаш и бумагу. Пришла мысль- прощай тоска!
Германия. Пфорцхайм.
Январь 1931 года.
Если планировать на Землю с орбиты, то промахнуться с континентом очень сложно. Все-таки гимназические уроки географии сидят в голове так глубоко, что трудно, практически невозможно, перепутать Европу и Азию, а уж что касается Америки или Африки и того проще. Тут даже двоечнику не ошибиться.
Со странами - сложнее.
Понятно, что Великобританию, Италию или Испанию отыскать не составит труда даже двоечнику, но что делать, например, с Польшей, или Румынией? Где кончается одна и начинается другая? Ни ориентиров, ни надписей…
Ну, худо-бедно можно и с этим разобраться – все-таки реки, горы, озера дают какие-то привязки.