Лунное золото Революции (СИ)

- А ведь в близорукости и недееспособности наших врагов упрекнуть очень трудно. История со «Знаменем Революции» уже показала их возможности. Мы проморгали американцев, которые побывав на «Знамени Революции», взорвали боевой модуль… Так что если быть объективными, то ваш доклад означает, что вы просто не в стоянии увидеть и отследить вражескую активность.

Начальник отдела режима спецплощадки встал, чтобы возразить, но движением руки был усажен на место.

- Ваш польский резидент, о котором вы в прошлый раз докладывали – это несерьезно. Тем более, что выяснилось..

Он постучал по листу лежавшему перед ним.

- Он и не разведчик вовсе, а невесть как оказавшийся в Свердловске один из «пистолетчиков» Пилсудского, застрявший у нас еще со времени Российской Империи.

Он повернулся ко всем.

- Где британцы? Где французы? Где белогвардейское подполье? Год назад это все у вас было, а теперь?

Он не дал никому ответить. Не ответы ему были нужны, а напряжение, чтоб зубы скрипели, чтоб злой прищур в глазах…

Не мог враг пропасть. Не мог! Если там понимают, что начинается последняя битва, то все отдадут, чтоб помешать. Чем ближе победа, тем ожесточеннее сопротивление, все будет брошено на алтарь победы!

А тут –тишина….

Враг не мог исчезнуть. Он мог только затаиться. И ужалить в самый неподходящий момент. Готовы ли мы? Не означает ли, что принятые меры, верные и правильные, чего уж тут спорить, просто не эффективны против тактики, выбранной врагами?

А сотрудники смотрели на него не то чтоб не понимая, а скорее удивляясь. Он читал их мысли - они ведь делали все, что положено делать: они проводили все, что положено было проводить. Их работа давала очевидную отдачу. На площадке не было врагов, а если они и появятся, то их немедленно разоблачат. Их обнаружат и ликвидируют раньше, чем те смогут что-то сделать.

Менжинский даже не мог сказать, что он видит – твердую уверенность в своих силах или никуда не годную самоуверенность.

- Спасибо, товарищи. Совещание окончено…

Когда дверь за ними закрылась, он достал папку с документами по лунной программе.

Себе-то он мог признаться, что боялся этого спокойствия, боялся той неожиданности в которой трудно отказать умелому противнику. А противник у них был самый сильный – весь Империалистический лагерь, гораздый на всяческие выдумки.

Он вспомнил беляков, предпринявших захват «Знамени Революции». Надо направить в Свердловск сотрудников товарища Бокия. Мало ли что? Вдруг опять какая-то чертовщина?

САСШ. Нью-Йорк.

Апрель 1931 года.

…По внешнему виду и не сказать, а этому подносу уже насчитывалось лет четыреста. По легенде, которой не могло не быть у такой древности, сделал его Бенвенуто Челлини, и за свою жизнь поднос принадлежал попеременно: одному из Римских Пап, турецкому паше, лишившемуся его после того, как его самого лишил головы султан Абдул-Хамиз, за нечаянно проигранное морское сражение, безымянному тунисскому пирату, отдавшего его, в свою очередь итальянскому графу Негрони как выкуп за жизнь и свободу. Из графских рук поднос попал прямо на Пиринейский полуостров, откуда был вывезен маршалом Жюно, одним из блестящей когорты «наполеоновских маршалов». Сам Жюно любил получать на этом подносе чашку утреннего кофе. До самого Наполеона поднос вроде бы не дошел, но почти наверняка поднос этот император в руках держивал, ибо жена маршала, по свидетельству современников одаривала императора женским вниманием.

Из Парижа, где поднос, в конце концов, оказался он неведомым историческим путем попал на Сицилию, где пережил знаменитое Мессинское землетрясение. А десятком лет позже сам мистер Вандербильт приобрел его в какой-то Неаполитанской лавке сомнительных древностей.

Сколько было правды в истории рассказанной хозяином лавки никто решить не взялся бы, но серебро-то уж никаких сомнений не вызывало да и нравилась американцу сама древность. В дни удач он напоминал, что слава и удача переменчивы, а в дни разочарований утешал, что рано или поздно все пройдет и как-то образуется и пристанью каждого несчастного, в конце концов, станет счастливая и богатая Америка.

Сейчас на старом серебре лежало два конверта. Миллионер, находясь в благодушном настроении, поводил рукой над ними, выбирая с которого начать и ухватился за конверт из Окичоби.

Мистер Линдберг несколько суховато, зато внятно рапортовал о готовности финансируемой им экспедиции к старту, намеченному на 18-00 сего дня. Мистер Вандербильт бросил взгляд на часы. До старта оставалось чуть больше получаса. Он перевел взгляд на телефон, но тут же отказался от намерения позвонить и разузнать последние подробности.

Повертев в руках лист бумаги, он пожал плечами. Простая дань вежливости, не более… И даже не ему, а его деньгам, которые вот-вот загорятся в двигателе новой ракеты и поднимут американцев к самой Луне.

Второе письмо пришло из СССР.