Лунные бабочки

— Ну, здрасьте, — огорчился кто-то на воде за парапетом, — мало того, что весь вечер тут как дурак на лодке плаваю, так еще и на голову все подряд выбрасывают.

— Как водичка? — заинтересовался Веточкин, добродушно разглядывая рабочего на выкрашенной в оранжевый цвет лодочке. Рабочий обновлял белую линию уровня на каменной набережной.

— Все нормально, — буркнул рабочий, опасливо взглянув на четверых нетрезвых мужчин, разглядывающих его сверху, — мобильник не граната.

— Эх, — растрогался Миронов, — как точно сказано.

— Точно, — согласился с ним Хромов, — но неправильно. Мобильник может быть гранатой, а вот граната…

— Тоже может быть гранатой, — догадался Миронов и уточнил: — Логику еще никто не отменял.

— Эй, брат, — поинтересовался Веточкин у рабочего, — при чем тут мобильник?

— Да я вот линию уровня обновляю, — поежился рабочий и неожиданно громко и очень серьезно, если не сказать профессионально, закричал: — Помогите!

— Тонешь, что ли? — Сбросив пиджак на асфальт, Хромов стал перелезать через перила.

— Люди-и! — еще сильнее испугался рабочий, увидев рвущегося к нему на помощь Хромова, и, бросив в воду ведро с краской и кисти, оттолкнулся руками от стенки набережной.

— Ты куда? — удивился Хромов, сидя верхом на перилах и глядя вслед быстро удаляющейся от берега лодке. — Уплыл, — объяснил он, повернув голову к Миронову, который методично, с равными интервалами, встряхивал поднятый с асфальта пиджак Хромова.

— Слушайте, — воскликнул Веточкин, вглядываясь в циферблат наручных часов, — на моих часах двадцать три часа пятьдесят минут! Ночь, одним словом.

— Ну и что, — фыркнул Хромов, — на моих тоже, а они у меня самые точные в мире, точнее эталонных.

— Не пятьдесят минут, а пятьдесят три минуты двенадцатого, — уточнил Миронов, бросив взгляд на свои часы. — Они у меня спешат на три минуты. А в чем, собственно, проблема?

— Смотри, — кивнул головой в сторону ресторана на воде мгновенно протрезвевший Хромов. — Кажется, мы все стали шизофрениками.

Из ресторана «Таверна», который недавно покинули друзья, высыпали люди. На шоссе, проходящем рядом, стали останавливаться автомобили, водители и пассажиры, как бы робея, покидали салоны и, переглядываясь, растерянно смотрели в небо. Из вблизи расположенных жилых домов повалили на улицу жильцы, стали открываться окна. Вокруг ресторана горели электрические гирлянды, у всех автомобилей были зажжены фары, из квартир через открытые окна ярко лился электрический свет. Почти физически ощущалось, что впервые за всю историю своего существования Москва испытывала растерянность.

— Стой, стой! — неизвестно кого стал останавливать все понявший Миронов. — Мы вышли на улицу, когда уже было темно, ночью.

— Вот именно, — мрачным голосом произнес Веточкин, рассматривая слезящимися глазами полуденное солнце над Москвой…

— Я никогда не доверял августу в Москве, — сообщил поверенный в делах американского посольства морскому пехотинцу, охранявшему двор, — а самой Москве не доверяю в любое время дня, месяца и года, впрочем, как и американской прессе. «Вашингтон пост» сообщила, что меня назначают новым послом в России, а кончилось тем, что объявили персоной нон-грата и высылают. Теперь придется мерзнуть под кондиционером где-нибудь в Экваториальной Африке.

— Да, сэр, — невпопад ответил поверенному в делах Либерману морской пехотинец, — странное солнце.

— Ах да, солнце, — спохватился озабоченный служебными перипетиями Либерман, разглядывая полуденное солнце над Москвой в 23:50 местного времени, и, пожав плечами, сказал не столько охраннику, сколько себе: — Август, что вы хотите.

— Это называется — природный феномен, — терпеливо объяснял Борис Александрович внуку, стоя на лоджии восьмого этажа десятиэтажного дома. — Есть солнечное затмение, а есть наоборот.

— Тогда пошли в зоопарк, — предложил пятилетний Женька, решив использовать природный феномен на полную катушку. — Ты же сам говорил, что завтра пойдем.

— Сейчас — сегодня. — Дед показал на экран телевизора в глубине комнаты с появившимся циферблатом точного времени. — Почти двенадцать часов ночи. Ты уже давно должен спать.

— А солнце, — ткнул пальцем в небо внук, — почему светит?

— На то оно и солнце, — с досадой посмотрел на солнечную ночь Борис Александрович, — чтобы светить.