Лунные горы

Озеро слушает их. Но озеро ничему не удивляется. Даже бесконечному повторению одних и тех же историй — и радостных, и грустных. Даже тому, что печальный опыт одних почти ничему не учит других. Даже тому, что вера в нечто лучшее еще шумит в лесах, еще задерживается в хижинах под соломенными крышами.

Озеро Накуру — мудрое озеро. Оно не старое, но и не молодое.

Валентин Александрович Догель в своей книге «Натуралист в Восточной Африке» рекомендует посетить озеро Накуру «всякому туристу».

Я тоже рекомендую. Потому хотя бы, что вот такие мудрые зарастающие озера столь же характерны для зоны разломов, как и успокоившиеся вулканы, прячущие глаза за густой вуалью облаков.

Кроме Догеля и Соколова до Накуру из русских исследователей добрался, по-моему, еще только Николай Михайлович Федоровский с одним из своих спутников, имени которого я не знаю.

В 1929 году в Южно-Африканском Союзе, в Претории, происходил очередной Международный геологический конгресс, на который от Советского Союза была делегирована небольшая группа ученых и среди них — старый большевик, крупнейший советский минералог и геолог Н. М. Федоровский.

До Южно-Африканского Союза они добирались из Лондона Атлантическим океаном. А обратно на родину — Индийским океаном вдоль восточного побережья африканского материка, и корабль с делегатами, в частности, остановился в Момбасе: делегатам предоставили возможность совершить поездку во внутренние районы Кении.

Про политическую обстановку в Кении Н. М. Федоровский написал позднее так: «Кения вообще является заповедной колонией, куда не только без визы, но и без специального разрешения не допускаются даже англичане».

Делегаты Геологического конгресса, поездка которых была организована Британской ассоциацией распространения знаний, разрешение на въезд в Кению получили беспрепятственно. В Момбасе они сели на поезд и отправились в Найроби.

«От ст. Симба мы двинулись по равнине, — рассказывает Н. М. Федоровский, — буквально кишащей дикими животными. Все головы прилипли к окнам: мы, не отрываясь, смотрели на бесконечные стада антилоп, пасущихся зебр, бегавших табунами вдоль линии, на мирно пасущихся страусов…

Эта картина, несмотря на ее сказочность, все же была утомительна, так как она тянулась непрерывно на протяжении 200 километров до города Найроби».

Из Найроби в Накуру делегаты ехали на автомобилях и так же, как и мы, спустились на дно Рифт-Валли, которую Федоровский называет «Долиной вулканов».

По его описанию, «это — необозримая равнина, по бокам которой тянутся невысокие, но огромные конусообразные горы. Долина точно так же кишит дикими животными. Иногда автомобиль врезался в стадо антилоп, пугливо шарахавшихся в разные стороны. Иногда мы сходили с машины и бегали с фотоаппаратами за стадами зебр и страусов. Изредка на горизонте показывались причудливые контуры жирафов».

Внимательный читатель, по-моему, может самостоятельно прийти к выводу, что с 1929 года по 1964 обстановка в Рифт-Валли несколько изменилась, и, если иметь в виду природу, не в лучшую сторону.

Из Накуру, куда путешественники прибыли уже под вечер, Н. М. Федоровский совершил экскурсию к какому-то гигантскому, по его описанию, кратеру вулкана, о котором мы даже не слышали, — он будто бы достигает в поперечнике семидесяти километров с лишним, и на дне его есть и реки, и озера, и живут там многочисленные животные, некогда свалившиеся в кратер и там размножившиеся. По описанию это очень похоже на кратер Нгоронгоро, но тот расположен отнюдь не в районе Накуру, а весьма далеко от него, в пределах другой страны.

Возвращался обратно в Накуру Н. М. Федоровский уже в сумерках. Он шел по каким-то едва заметным тропкам, а мальчик-проводник, наоборот, лез напролом сквозь густую траву. Федоровский в конце концов удивился столь странному поведению проводника, и тогда тот объяснил ему, что белые люди почему-то упорно придерживаются змеиных троп, а он, проводник, не желает встречаться со змеями.

— Мы буквально подскочили от изумления, — констатирует Федоровский, — и затем избегали тропинок, как огня.

Мы не видели кратера, о котором рассказывает Федоровский, и позднее я узнал, что его не показывают теперь потому, что там не осталось зверья.

О вулканических явлениях в районе Накуру нам напомнило нечто совсем иное.

Накуру — родина партизанского движения мау-мау, и в окрестностях города возникло это странное, непереводимое название.

Оно возникло как в детской игре в слова-перевертыши: собака — кабаса. Ума — означает «разойдись», («разбегайся». «Ума! Ума!» — кричали кенийцы, предупреждая соотечественников об опасности. Но крик этот понимали не только собравшиеся на тайную сходку партизаны, но и враги — чиновники, солдаты, полицейские. И тогда дозорные образовали от «ума» слово-перевертыш «мау», никому из непосвященных непонятное.