Лунные горы

До ареста Кирори Матоку был зажиточным крестьянином-предпринимателем. Ему принадлежали два грузовика, автобус, он имел немало шиллингов на счету в банке, он владел земельным участком размером в шесть целых двенадцать сотых пять тысячных акров — цифру Кирори Матоку назвал с типично крестьянской скрупулезной точностью… Он и в разговоре с нами печалился не столько о том, что просидел порядочный срок в тюрьме, сколько о том, что потерял и машины, и землю, и дом, и деньги…

Но что же привело его в тюрьму?.. Во время одной из эпидемий в местном госпитале одна за другой умерли двадцать пять кенийских женщин… Кирори Матоку обвинил в их смерти врачей и призвал жителей окрестных деревень отомстить врачам и разгромить госпиталь… Увы, типичный случай стихийного протеста, вызревшего в среде неграмотных, забитых людей… Толпу, которую возглавлял Кирори Матоку, разогнали солдаты. Они спасли врачей и госпиталь, а самого Кирори Матоку бросили в тюрьму.

Его допрашивали, его избивали, его пытали, его шесть раз подводили к виселице, грозя повесить и требуя, чтобы он признался в принадлежности к террористам… Но в чем он мог признаться?

Его переводили из лагеря в лагерь. Он называет их: Лангата, Маньяни, Макино Рори, снова Маньяни, Союзи на берегу озера Виктория, Одьяго, Лодуа, Караба, Майовам… Он не понимал, почему его переводят из лагеря в лагерь, из тюрьмы в тюрьму, он не понимал, чего от него добиваются и почему вдруг однажды в лагере Союзи английские солдаты открыли из пулеметов огонь по ногам выстроившихся в шеренгу заключенных — именно тогда ему перебили обе ноги…

Теперь он на свободе. Жена дождалась его — она стоит рядом, немолодая полная женщина в голубой косынке, концы которой завязаны на затылке. И уцелели оба сына, хотя им тоже пришлось побывать в тюрьме.

А теперь Кирори Матоку обеспокоен строительством дома, которое затянулось дольше, чем он рассчитывал, и огорчен, что не может хорошо принять нас— они живут пока в сарае. Он надеется вновь открыть магазин (у него раньше была небольшая лавка) и рассчитывает, что власти компенсируют ему потерю грузовиков и автобуса и вернут землю. Самому ему не пришлось учиться, но он надеется, что сыновья его получат высшее образование, и, может быть, даже в Советском Союзе.

…Когда мы уезжали, он долго махал нам рукой и, ковыляя, шел следом за микробасом по тенистой эвкалиптовой аллее.

А за ним виднелась строящаяся деревня с каменными домами под гофрированными крышами, плантации бананов и кукурузы, стройные черные кипарисы, а еще дальше расстилались мягко очерченные зеленые холмы Африки с красными проплешинами в тех местах, где люди свели растительность.

Дорога от Ньери до Найроби идет, в общем, на юг, по местам, сравнительно густо заселенным и почти сплошь возделанным. Во всяком случае, это самый развитый сельскохозяйственный район из всех, которые мы видели. От акациевого редколесья и буша здесь остались одни воспоминания. Вдоль шоссе — плантации бананов, кукурузы, а у селений растут деревья манго и орех кэшью, родственник среднеазиатской фисташки, завезенный в Восточную Африку из Южной Америки. Но больше всего плантаций сизаля — они определенно преобладают и прочнее всего прочего западают в память. На огромной скорости, которую развивает на хорошей дороге наш микробас, плантации сизаля кажутся сплошь матово-сизыми, но на подъемах они распадаются на отдельные, похожие на раскрытые сосновые шишки — гигантских, правда, размеров — кусты… На сизалевых полях — машины, трактора с какими-то особыми навесными устройствами… Много цветущего сизаля, выбросившего вверх огромные стрелы — сейчас они кажутся похожими на чахлые сосны, выросшие на болоте или в густом тенистом лесу, который неожиданно вырубили, и сосны оттого выглядят растерянными и жалкими.

Пенеплен на этом участке нагорья почти не расчленен — лишь изредка возникают вдали островные горы да в начале пути встречались террасированные склоны с полями.

День разгулялся, было солнечно, светло, но не жарко, и чудесно было ехать, высунувшись в окно и подставив лицо упругому ветру.

Вамбуа так гнал микробас, что, несмотря на две основательные задержки, в Найроби мы успели, как и планировалось, к ланчу.

Вамбуа сказал нам пословицу своего племени вакамба: «Мужчина, не имеющий семьи и дома, не человек».

Вамбуа еще должен заехать за нами после ланча, и мы решили попросить его показать свой дом.

А пока мы снова в нашем уютном отеле, сидим за столом, и за соседними столиками сидят постояльцы — японцы, немцы из Западной Германии, американцы, англичане. Они обосновались в «Эйнсуорт-отеле» прочно, надолго и могут не спешить. А у нас на Кению остались считанные часы, и мы спешим.

И Вамбуа, зная, что скоро расстанется с нами, тоже спешит и, едва передохнув, подъезжает к отелю.

Нашу просьбу он встречает с радостью. Мы все одновременно смотрим на часы и решаем, что за небольшой срок, оставшийся до пресс-конференции, успеем все-таки заехать к Вамбуа.