Лунные пряхи

— Цветы? — Тони произнес, это чуть ли не как иностранное слово, прежде им не слышанное. — А, ну да, не сомневаюсь, что здесь масса красивых цветов. Ладно, мне пора спускаться в кухню. Комната вашей кузины по соседству — вон там. Их всего две в этой части дома, так что вы будете чувствовать себя уютно и уединенно. Вон там ванная комната, самая настоящая, а эта дверь ведет в другую часть дома. Если вам что-нибудь понадобится, только попросите. Звонки в комнаты мы еще не провели, но спускаться вам не придется — просто высуньтесь из двери и крикните. Я всегда поблизости и услышу вас.

— Спасибо, — с напускной сердечностью поблагодарила я.

— Всего доброго, — любезно произнес Тони, и его легкая фигурка грациозно скользнула вниз по лестнице.

Я закрыла дверь и уселась на кровать. Отбрасываемые виноградной лозой тени двигались и приседали в реверансах вдоль стены. Я вдруг обнаружила, что прижала ладони к глазам, загораживаясь от них, словно они были моими перепутавшимися и мятущимися мыслями.

Из имевшихся в моем распоряжении разрозненных фрагментов одно вырисовывалось ясно и четко. Если убийство, свидетелем которого стал Марк, имело какое-то отношение к Агиос-Георгиос и если сложившееся у него впечатление о национальности четвертого человека было верным, в таком случае там присутствовал либо Тони, либо таинственный «англичанин» с моря, которого Тони, правда, назвал греком. Других кандидатов не имелось. И в любом случае Тони оказывался замешанным в этом деле. Вполне возможно, гостиница фактически являлась средоточием всех событий.

Интересно, с кислой усмешкой подумала я, что сказал бы Марк, знай он, что поспешил благоразумно спровадить меня с периферии этой заварухи в самый ее центр. Он желал оградить меня от неприятностей и недвусмысленно дал это понять, даже пойдя на грубость, а я — которая уже давно привыкла быть себе хозяйкой — не на шутку обиделась, что меня забраковали как представительницу слабого пола. Будь я мужчиной, поступил бы Марк таким же образом? Думаю, нет.

Но во всяком случае, эмоции больше не заслоняли здравый смысл, не мешали трезво разобраться в ситуации. Сейчас, сидя здесь в тишине и спокойствии и взглянув на все со стороны, я смогла понять его. Он хотел, чтобы я была в безопасности, а сам он мог действовать без помех. Пожалуй, вполне справедливо. За последние несколько минут я осознала (даже решившись допустить его некоторое превосходство как представителя сильного пола), что и сама горячо желаю того же самого.

Отняв ладони от глаз, я снова увидела те же тени — но теперь спокойные, красивые, неподвижные.

Что ж, это ведь осуществимо. Запросто можно поступить так, как хотел Марк: уйти, забыть обо всем, вести себя так, словно ничего и не случилось. Совершенно очевидно, что в отношении меня не может возникнуть никаких подозрений. Я приехала, как меня и ждали, с успехом выбросив из своей жизни эти жуткие двадцать четыре часа. Единственное, что от меня требовалось, — забыть все, о чем довелось узнать, не задавать больше никаких вопросов и — как там мне было сказано? — «наслаждаться отпуском, столь грубо прерванным Ламбисом».

А между тем… Колин Лэнгли, пятнадцатилетний паренек, где он?

Прикусив губу, я откинула крышку чемодана.

ГЛАВА 8

Ей суждено, увы,
Искать, гадать, вопросы задавать,
Но все напрасно…

Томас Ловелл Беддоуз.

Песнь Стигийских наяд

В ванной я наткнулась на женщину с ведром и тряпкой — она как раз заканчивала уборку. Когда я появилась с полотенцем через плечо, она заволновалась и принялась с нервозной поспешностью собирать свои орудия труда.

— Ничего страшного, — заверила я ее. — Я не спешу и могу подождать, пока вы закончите.

Но она уже неуклюже поднялась с колен. Я вдруг увидела, что она совсем не старая, как я решила вначале, наблюдая за ее движениями. Среднего роста, чуть пониже меня, ширококостная, она была потрясающе худа, и тело ее казалось совершенно плоским и костлявым под мешковатым деревенским платьем. Лицо ее, по идее, должно было быть полным и круглым, однако из-за худобы сквозь натянутую кожу явственно проступали височные кости, выдававшиеся над глубокими глазными впадинами, острые скулы и квадратный подбородок. Одежда на ней была изрядно поношенной и черной с ног до головы — подол черного платья подоткнут до бедер, под ним виднелась черная нижняя юбка, на голове — черный платок, закрывавший также шею и плечи. Под платком угадывались густые волосы, однако несколько выбившихся из-под него прядей были седыми. Огрубевшие руки, наверное, на самом деле были сильнее, чем казались с виду; создавалось впечатление, что это всего лишь связки костей, удерживаемых вместе посредством мышц и вздувшихся синих вен.