— Вышли они из вероятностного прыжка очень близко от Земли. Где-то чуть больше, чем в миллионе километров от планеты, считай, уже в районе первого рубежа обороны. Раньше вообще считалось, что такое невозможно. — Паша Соколенко, по прозвищу Хохол, отпил мелкий глоток пива из своей кружки и, помолчав, продолжил рассказывать сидевшему с ним за одним столиком в «Волчьем логове» Сергею: — Скорее всего, у них и экипажей не было. Одноразовые, как камикадзе, корабли — только двигатель, генератор перехода и барабан со скоростными ракетами. В течение двадцати минут их было уже хорошо за сотню. И каждый нес ракет по двадцать, не меньше. И ведь, такая зараза, ни одна из ракет не была направлена на орбитальные оборонные объекты или верфи. Все они на максимальном форсаже шли к Земле. У нашего командования от количества первоочередных целей глаза на лоб полезли. А делать нечего — ни одной ракеты к Земле допустить нельзя, никто не знает, какие там боеголовки. Вот так и вышло, что почти сто процентов ресурсов планетарной обороны были направлены на уничтожение этих ракет. Так что, когда следом за первой волной эридан появились десяток дестроеров, три крейсера и еще кое-что по мелочи — то встречать их было, почитай, что и нечем. Точнее сказать, был выбор — атаковать корабли второй волны и допустить вероятность прорыва ракет к Земле, или добить сначала ракеты. Ну, тут понятно, что выбрали — пропусти пару десятков ракет с термоядерной начинкой к Земле, и оборонять орбитальным крепостям было бы уже нечего.
Паша сделал еще один глоток из кружки, привычным жестом вытер тыльной стороной ладони усы, забыв о салфетках.
— В общем, ракеты выбили почти все — продолжил он. — Земли достигли только три штуки. Оказалось, что это так — не убить, а попугать. Заряды в них были небольшие, килотонн так около пяти, одна из них взорвалась где-то в центральной Африке, две других — в Тихом океане. Но тогда-то об этом не знали… Вот и получилось, что пока орбитальная группировка уделывала эти ракеты, эридане не без удовольствия уделывали нашу орбитальную группировку и штатные патрули. Пока мы с Луны экстренно взлетали, на всем, на чем можно и нельзя, они успели навести шороху.
Паша вновь припал к кружке, сделав пару глотков. Сергей его внимательно слушал, нервно сжимая в правой руке холодный, запотевший бок пивного бокала.
— Насколько мне известно, сейчас в строю осталось от силы процентов двадцать объектов орбитальной обороны в дальнем рубеже защиты и процентов тридцать в ближнем, — продолжал разъяснять обстановку Паша. — Два крейсера и четыре дестроера сумели уйти. Обидно, блин, один из крейсеров уже еле дышал — еще минута и добили бы. Но ушел, сволочь. Сейчас идет охота, ищут район выхода атаковавшей эскадры, если повезет, парни его добьют. Ракетоносители эти, мы, правда, почти все пожгли. Но толку-то — боюсь, эридане сделали что хотели. Такие вот невеселые дела…
Паша вновь привычным жестом обтер свои роскошные, висящие вниз, как у запорожского казака, усы и печально уставился в пустую пивную кружку. Прошедший три боевых вылета и начинавший свою карьеру еще помощником командира «семидесятки» капитан (и по должности, и по званию) никогда не отличался повышенным оптимизмом. Но сейчас он был особенно невесел. В отличие от героя эмблемы, нарисованной на его звездолете — веселого гоголевского казака, сидящего с кружкой на бочке с пивом, поводов для радости у него не было.
Командование лунной эскадрой собирало всех кого могло. Люди срочно отзывались из отпусков, отзывали даже проходящих положенное лечение в санаториях космонавтов, получивших легкие контузии от гиперпространственных скачков во время боев. Для ускорения ремонтных работ были остановлены лунные верфи, а всех рабочих и мобильное ремонтное оборудование спешно перебросили готовить к вылету поврежденные в боях «семидесятки». Таких было около трети от всего состава лунной эскадры, понесший новые потери в бою на околоземной орбите. Командование всеми способами пыталось максимально усилить боеспособность эскадры в сжатые сроки.