Лунный бог

По тогдашнему обычаю, соблюдавшемуся повсеместно вплоть до средних веков, Иисус обучался тому же ремеслу, что и отец, то есть плотничал. Согласно одному раннехристианскому источнику, Иисус делал кнуты для погонщиков волов и плуги (деревянные). Следовательно, Иисус происходил из народных низов, хорошо знал и испытал на себе бедность и нужду. В Назарете не было школы, которую Иисус мог бы посещать. Но, по всей вероятности, он все же слушал в назаретской синагоге толкование иудейского вероучения и запомнил его наизусть, как тогда было принято. Так Иисус сделался вероучителем, не принадлежавшим ни к одной из фарисейских школ.

Его слушатели спрашивали: «Как он знает писания, не учившись?»^[63]. Из этого можно заключить, что Иисус не умел ни писать, ни читать.

Однако этому противоречит цитата из Евангелия от Луки, где сказано, что Иисус в своем родном городе Назарете, где «был воспитан», читал в синагоге из книги пророка Исаии^[64].

Его мать звали Марией, а братьев — Иосифом, Иаковом, Симоном, Иудой^[65]. Хотя католическая церковь, проповедующая непорочность девы Марии-богородицы, утверждает, что все они были не родными братьями Иисуса, а двоюродными, все же в евангелиях Марию неизменно называют вместе со всеми братьями Иисуса. В Послании к галатам апостол Павел ясно говорит об Иакове — «брате господнем»^[66]. И эбиониты (иудейско-христианское направление, не примкнувшее к римской церкви) считали Иисуса естественно зачатым сыном Иосифа и Марии. Руководителем эбионитов был не кто иной, как Иаков, «брат господень». Иосиф Флавий, единственный небиблейский источник истории Иудеи того времени, также достаточно ясно называет Иакова «братом Иисуса»^[67]. Наряду с четырьмя братьями у Иисуса было несколько сестер, имена которых нам неизвестны.

Очевидно, отец Иисуса, Иосиф, умер довольно рано, ибо упоминается он только однажды, в повествовании о рождении Христа. Отношения Иисуса с отцом, по-видимому, были весьма доброжелательные, не в пример отношениям с матерью. Здесь обращает на себя внимание тот факт, что Иисус в своих речах никогда не упоминал о материнской любви; даже в притче о блудном сыне мать не фигурирует в рассказе о возвращении сына в отчий дом.

Весьма странным представляется и то, что Иисус никогда не называл Марию матерью. Обращаясь к ней, он говорил «женщина»: «Что ты от меня хочешь, женщина?» или, еще резче: «Что мне и тебе, женщина?»^[68]. То, что он не виделся с матерью, когда она пришла к нему, также свидетельствует о каких-то неладах между ними. Даже в свой смертный час, он, распятый на кресте, говорит матери о своем любимом ученике Иоанне: «Женщина, вот сын твой».

При этом Иисус вовсе не был женоненавистником. В его окружении наряду с учениками было несколько женщин, и богатых и бедных, ходивших вместе с учителем из города в город, из селения в селение. Несколько эпизодов из Нового завета также показывают, что он относился к женщинам доброжелательно, они же были его фанатичными последовательницами.

Весьма убедительно и чисто по-человечески выглядят рассказы о том, что мать и братья пытались отвлечь Иисуса от выполнения его миссии, хотели «удержать его», потому что «он был безумен». «Ибо и братья его не веровали в него»^[69]. Мать и братья «велели его позвать», когда он проповедовал; однако Иисус не пошел к ним: «Кто матерь моя и братья мои?»^[70]. Лишь те, кто будет исполнять волю божию, ему — мать, братья и сестры^[71]. Его собственная мать в него не верила. И Иисус решительно отошел от своей семьи.

Отношение Иисуса к матери, зафиксированное в евангелиях, противоречит евангельскому рассказу о благовещении архангела деве Марии, из коего она узнала, что у нее родится «сын божий», который воссядет на отцовском престоле Давидовом и будет царствовать вечно над домом Иакова^[72]. Это одно из тех мест евангелий, где отчетливо виден разрыв между легендой и историей.

Миф

Не всегда ясно, намеренно ли авторы евангелий — «благой вести», — часто мыслящие и ведущие свой рассказ вне исторических категорий, не сообщают достаточно точных сведений о месте и времени описываемых ими событий, или они уже сами не замечают разрыва между действительностью и мифом. И то и другое, видимо, переплетается столь тесно, что современному исследователю весьма реально угрожает опасность смешать исторические и мифологические данные.

Среди нагромождения мифологических сюжетов можно различить мотивы, связанные с легендами о Моисее и Самсоне, а также заимствования, восходящие к древнеегипетскому мифу об Осирисе.

Рассказ о непорочном зачатии и рождении от девы не имеет корней в древнеиудейских верованиях. Во всяком случае совершенно очевидно, что апостол Павел ничего не знает о непорочном зачатии. Детали этого рассказа заимствованы, скорее всего, из языческих культов. Вещие сны и видения, связанные с чудесным рождением героев или царей, как, например, сон Иосифа о рождении Иисуса, распространены главным образом в греческой и римской мифологии.