Следовательно, продолжает Иосиф Флавий, жителям Иерусалима давно были известны подобные «цари» и основатели сект, которые были либо пастухами, либо наемниками. Самые спокойные и разумные из обитателей Иерусалима, считавшие любое выступление против могучей Римской державы безумием, несомненно, должны были опасаться по прежнему опыту, что новый «иудейский царь» будет снова подстрекать вечно недовольных, что как раз в праздник он принесет несчастье всему Иерусалиму и собравшимся в нем со всех концов страны верующим.
В городе знали, что именно во время праздника, как всегда при больших стечениях народа, легко могут разгореться опасные вспышки народного недовольства. Однажды при подобной ситуации было убито шесть тысяч человек, в другой раз толпа растоптала и задавила свыше десяти тысяч человек. Даже если эти цифры сильно преувеличены, все же они делают понятным беспокойство Совета старейшин. Всего за несколько лет перед тем, при Архелае, преемнике царя Ирода, вспыхнул мятеж по совершенно ничтожным причинам, из-за событий, в которых был виновен скорее покойный Ирод, чем уступчивый соглашатель Архелай. Когда Архелай послал в храм воина, чтобы призвать к порядку возбужденную толпу, посланца царя побили камнями, не дав ему ничего сказать.
И вот теперь собралась большая толпа верующих. Солдаты, пытавшиеся навести порядок, были побиты камнями или тяжело ранены; после этого мятежники приступили к жертвоприношению в храме, словно ничего не произошло. Между тем были стянуты войска, и когда они подошли, «было убито во время жертвоприношения около трех тысяч человек, в то время как оставшиеся бежали, рассеявшись по близлежащим горам».
Трудно было удержать легко возбудимую толпу и враждебных ей, жестоких и беспощадных римских солдат. Имея столь печальный опыт, не только старейшины якобы потребовали от Понтия Пилата, чтобы он предал смерти нового «царя», но и те, кто был на стороне порядка и спокойствия. Именно они кричали: «Распни его!».
Понтий Пилат уже имел опыт общения с населением Иудеи. Едва он прибыл по приказу императора Тиберия в Иерусалим (26 год н. э.), как сразу вызвал яростное возмущение двумя своими мероприятиями. Он привез с собой значки римских легионов — пики с укрепленными на них изображениями римского орла и императора — и велел выставить их в общественных местах Иерусалима. Когда население об этом узнало, весь город охватило возмущение «издевательством над законом». Дело в том, что иудейский закон запрещал выставлять какие бы то ни было изображения. Разъяренные жители толпой пришли к Пилату и потребовали, чтобы он убрал кощунственные изображения. Пилат отказался, и тогда иудеи, не боясь угрозы смерти, легли на землю и отказались вставать, пока не будут убраны значки, оскверняющие город. В конце концов римлянину пришлось уступить, и он велел убрать военные значки.
Второй раз Понтий Пилат вступил в конфликт с населением Иерусалима, когда решил построить водопровод и воспользоваться для этого сокровищницей Иерусалимского храма. Начались новые волнения, о которых Пилат был вовремя предупрежден. Он велел переодеть часть римских солдат в гражданскую одежду и применять против зачинщиков беспорядков не оружие, а дубинки.
Когда теперь Пилат появился в Иерусалиме, народ уже шумел возле его судейского места. По знаку Пилата солдаты оттеснили крикунов. Когда они пустили в ход дубинки, началась паника, многие были убиты или затоптаны толпой[97]. В рассказе о деятельности Иисуса евангелия упоминают по крайней мере о двух волнениях.
У римлянина Понтия Пилата было, следовательно, достаточно оснований не желать новых беспорядков из-за сына бога и «царя» Иисуса. И когда народ стал вопить: «Если отпустишь его, ты не друг кесарю; всякий, делающий себя царем, противник кесарю»[98], казнь Иисуса стала неизбежной.
Так излагают ход событий евангелия. Этот рассказ интересен тем, что противники Иисуса выступают в нем верными сторонниками Рима, преданными императору. Но большинство иудеев, старейшины Совета, священники и фарисеи вовсе не были сторонниками Рима. Тот, кто знал, как велико было стремление Иудеи к политическому освобождению (только методы борьбы вызывали разногласия), не мог нанести более точного политического удара религиозным противникам Иисуса, чем объявив их приверженцами Рима.
С другой стороны, таким образом обезвреживались сообщения евангелий о римлянах: римляне, мол, осудили и казнили Иисуса только по настоянию иудеев. Если бы евангельские тексты изображали дело иначе, если бы они обвиняли в казни «царя» только Рим, это поставило бы первых христиан в слишком опасное положение. Римляне усмотрели бы в подобных текстах новое подстрекательство к мятежу и быстро расправились бы с теми, кто хранил и распространял евангелия. То, что религиозных противников Иисуса объявили приверженцами римского господства, означало, следовательно, что религиозной борьбе был придан политический характер.