Лунный камень

Въ виду предстоявшаго торжественнаго обѣда, на которомъ, въ качествѣ главнаго буфетчика, я долженъ былъ наблюдать за сервировкой стола, мнѣ еще о многомъ предстояло подумать и позаботиться до возвращенія мистера Франклина. Сначала я приготовилъ вино; потомъ, сдѣлавъ смотръ своей мужской и женской командѣ, которая должна была служить за обѣдомъ, я удалился къ себѣ, чтобы собраться съ мыслями и запастись бодростью духа для пріема гостей. Для этого мнѣ стоило только затянуться разокъ-другой, — сама знаете: чѣмъ? — да заглянуть въ извѣстную книгу, о которой я уже имѣлъ случай упоминать выше, и я почувствовалъ полное душевное и тѣлесное спокойствіе. Раздавшійся на дворѣ топотъ лошадиныхъ копытъ внезапно пробудилъ меня, не то чтобъ отъ сна, но скорѣе отъ раздумья, и я выбѣжалъ встрѣчать кавалькаду, состоявшую онъ мистера Франклина, его двоюроднаго брата мистера Годфрея, и двухъ сестеръ послѣдняго, сопровождаемыхъ одномъ изъ грумовъ стараго мистера Абльвайта. Я былъ чрезвычайно пораженъ, увидавъ, что мистеръ Годфрей, подобно мистеру Франклину, не въ своей тарелкѣ. Правда, онъ, по обыкновенію, дружески пожалъ мнѣ руку и даже выразилъ удовольствіе видѣть своего стараго пріятеля Бетереджа въ добромъ здоровьи. Однако его озабоченный видъ оставался для меня загадкой, а на вопросъ мой о здоровьи его батюшки онъ отрывисто отвѣчалъ: «Попрежнему, Бетереджъ, попрежнему». За то обѣ миссъ Абльвайтъ были веселы за десятерыхъ и вполнѣ возстановляли нарушенное равновѣсіе. Почти одного роста съ своимъ братомъ, эти дюжія, желтоволосыя, краснощекія дѣвицы поражали избыткомъ мяса и крови, здоровья и чрезмѣрной веселости. Когда бѣдныя лошади, шатаясь отъ усталости, подтащили ихъ къ крыльцу, барышни (безъ чужой помощи) сами соскочили съ сѣделъ, и подпрыгнули на землѣ словно пара резиновыхъ мячиковъ. Каждому ихъ слову предшествовало протяжное «о-о!» каждое движеніе ихъ непремѣнно сопровождалось шумомъ, и онѣ кстати и не кстати хихикали, ахали и тараторили. Я прозвалъ ихъ трещотками.

Пользуясь шумомъ, производимымъ молодыми дѣвицами, я имѣлъ возможность незамѣтно перешепнуться въ прихожей съ мистеромъ Франклиномъ.

— Съ вами ли алмазъ, сэръ? спросилъ я.

Онъ кивнулъ мнѣ головой и ударилъ себя по боковому карману сюртука.

— А Индѣйцы? Не попадались ли гдѣ?

— Какъ въ воду канули.

Затѣмъ онъ спросилъ гдѣ миледи, и узнавъ, что она въ маленькой гостиной, тотчасъ же отправился къ ней. Но не прошло и минуты, какъ изъ гостиной раздался звонокъ, и Пенелопу послали доложить миссъ Рахили, что мистеръ Франклинъ Блекъ желаетъ о чемъ-то говорить съ ней. Проходя чрезъ столовую полчаса спустя, я остановился какъ вкопанный, услыхавъ внезапный взрывъ восклицаній несшихся изъ маленькой гостиной. Не могу сказать, чтобъ это обстоятельство встревожило меня, потому что посреди шума я тотчасъ же различилъ неизмѣнное протяжное «о-о» обѣихъ миссъ Абльвайтъ. Однако (подъ предлогомъ полученія необходимыхъ инструкцій насчетъ обѣда) я взошелъ въ комнату, чтобъ удостовѣриться, не произошло ли и въ самомъ дѣлѣ чего-нибудь серіознаго.

Массъ Рахиль стояла у стола какъ очарованная, держа въ рукахъ злосчастный алмазъ полковника. Трещотки помѣщались подлѣ нея на колѣняхъ, пожирая глазами драгоцѣнный камень и восторженно ахая, всякій разъ какъ онъ сверкалъ онъ въ глаза новыми разноцвѣтными огнями. На противоположномъ концѣ стола мистеръ Годфрей, какъ взрослый ребенокъ, восторженно всплескивалъ руками, тихо повторяя своимъ пѣвучимъ голосомъ: «Какъ хорошъ! Какъ очарователенъ!» А мистеръ Франклинъ, сидя около книжнаго шкафа, пощипывалъ свою бороду и тревожно посматривалъ на окно, у котораго стоялъ предметъ его наблюденій — сама миледи, спиной ко всему обществу, и съ завѣщаніемъ полковника въ рукахъ. Когда я подошелъ къ ней за приказаніями, она обернулась; лобъ ея былъ наморщенъ, ротъ судорожно подергивался, и я тотчасъ же узналъ фамильныя черты.

— Зайдите чрезъ полчаса въ мою комнату, отвѣчала она. — Мнѣ нужно сказать вамъ кое-что; и съ этими словами она вышла изъ гостиной. Очевидно было, что миледи находилась въ томъ же затрудненіи, въ какомъ находились и мы съ мистеромъ Франклиномъ во время бесѣды вашей на пескахъ. Она сама не умѣла опредѣлить, слѣдовало ли ей упрекать себя за несправедливость и жестокость относительно брата, или наоборотъ видѣть въ немъ злѣйшаго и мстительнѣйшаго изъ людей? Между тѣмъ какъ она пыталась разрѣшить эта два серіозные вопроса, дочь ея, непосвященная въ тайну семейныхъ раздоровъ, уже держала въ своихъ рукахъ подарокъ дяди.

Только что хотѣлъ я въ свою очередь выйдти изъ комнаты, какъ меня остановила миссъ Рахиль, всегда столь внимательная къ своему старому слугѣ, который зналъ ее съ самаго дня ея рожденія.

— Взгляните-ка сюда, Габріель, сказала она, сверкнувъ предо мной на солнцѣ своимъ драгоцѣннымъ алмазомъ.