– Затем, чтобы вы знали. Подумайте, у кого и вправду был мотив избавиться от Ольги? У меня, у Мари, которая просто-напросто дура, у Витольда с его вечным нытьем. Или у вас с Францем? Ревность и обида. Несчастная любовь. Чем не повод совершить убийство?
Он наклонился и провел пальцами по щеке Анны.
– Признайте, Анна, вы оба отлично вписываетесь в роль подозреваемых, тогда как остальные…
Она отпрянула.
– Прекратите!
– Как вам будет угодно.
Ференц позволил ей скрыться в казавшемся теперь безопасным полумраке дома. И когда дверь захлопнулась, пряча Анну от этого невозможного человека, она задышала легче.
Неправда.
Франц не мог… или?
Он умеет быть жестоким на словах. А долго ли от слов к делу перейти?
В своей комнате Анна закрыла дверь, прислонилась к ней, прижала руки к груди, унимая суетливое сердце. Не прав Ференц. Если бы Франц был виновен в смерти Ольги, разве стал бы он затевать нынешнее расследование? Анна без сил опустилась на пол, с тоской подумав, что единственное приличное платье изомнется, но мысли эти были ленивы, лишены воли к действию. Она же помнит, как все было.
Те три дня до свадьбы.
Ей позволено было вернуться, не потому, что ее желали бы видеть, скорее уж, будь на то матушкина воля, Анна надолго бы осталась в поместье. Однако отсутствие ее на свадьбе сестры вызвало бы непременные пересуды, а слухов, которые и так множились, матушка желала бы избежать.
Она сама отправилась за Анной, отложив на день те многочисленные дела, которые требовали ее пристального внимания. И оглядев Анну – платье для нее уже сшили, и Анна не сомневалась, что будет выглядеть преглупо в розовом муслине, – строго сказала:
– Веди себя прилично.
– Разве когда-то я вела себя иначе? – Анну снедала боль, будто от смертельной болезни, признавать которую никто не желал.
– Не дерзи.
Матушка больше не произнесла ни слова. Всю обратную дорогу она мяла в руках перчатки, то поворачивалась к Анне, то отворачивалась к окну, вздыхала, требовала от кучера поторопиться…
– Боже, мы ничего не успеваем… – Матушка вытащила из ридикюля книжицу и принялась торопливо перелистывать страницы. – Столько всего предстоит… а еще ты.
– Что я?
Анну не услышали.
Пожалуй, именно в тот день Анна осознала, что всегда была лишней в собственном семействе. Не ребенок, а досадная помеха, избавиться от которой родители были бы рады…
– Мне стоило умереть во младенчестве? – Натянутые нервы-струны дрожали. И обида прорывалась в злых словах.
– Что?
– Тогда бы у вас, матушка, осталась бы одна дочь, любимая.
– Не говори глупостей.