Лунный камень Сатапура

Днем дурбар выглядел так же мрачно, как и накануне вечером, когда Первин, нервничая, переступила порог и села за ужин. Высокие окна зала закрывали мраморные джали[41] с геометрическим узором — проникавшего сквозь них света хватало лишь, чтобы разглядеть, что длинный обеденный стол сдвинули к стене. Старшая махарани сидела в середине зала на раззолоченном троне из слоновой кости, Мирабаи — в трех метрах от нее, полускрытая колонной. Первин, вытянув шею, рассмотрела, что младшая махарани неловко пристроилась на обычном обитом тканью стуле, а вот Ганесан удобно расположился у ее ног на коврике. Первин прикинула, что в этом огромном зале могло собираться больше ста человек.

У входа на больших подушках сидели, скрестив ноги, четыре женщины. На них были шелковые сари в цветах самоцветных камней, с широкой, расшитой золотом каймой. Точно не служанки, скорее фрейлины раджматы. Накануне вечером раджмата не позвала их на ужин, а сейчас, видимо, они присутствовали в качестве свидетельниц.

Большой белый пес поднял голову и оценивающе взглянул на приближавшуюся Первин. Направляясь к трону, она ощущала на спине столь же пристальный взгляд фрейлин. Возможно, они рассматривали ее сари, обернутое не так, как это принято у них.

Вспомнив, как неловко ей было накануне делать реверанс, Первин решила на сей раз поступить иначе. Метрах в пяти от раджматы она остановилась, поставила на пол портфель. Сложила ладони, прижала их к груди, потом подняла ко лбу в уважительном намасте.

Мирабаи с приязнью смотрела на Ганесана, а вдовствующая махарани наблюдала за Первин, мертвой хваткой сжимая в руке золотой скипетр, усыпанный рубинами и лунными камнями.

Первин подумала, не нужно ли склонить голову. Склонила, поняв, что благоговение, с которым она раньше относилась к правительницам, сменилось другим чувством: жалостью. Теперь она смотрела на них как на останки очень богатой и очень нелюдимой семьи. Свекровь и невестку связывали несчастливые отношения, в которые они вступили помимо собственной воли, и у раджматы был единственный способ утвердить свое главенство над чоти-рани: манипуляции будущим князя Дживы Рао.

— Что вы с собой принесли? — отрывисто осведомилась вдовствующая махарани Путлабаи.

— Портфель с документами. На случай, если понадобится уточнить какие-то сведения. — На самом деле Первин побоялась оставить портфель в спальне. Если придется срочно покидать дворец, портфель не должен стать тому препятствием.

— Из чего изготовлен ваш портфель? — уточнила старшая княгиня.

Первин бросила взгляд на Мирабаи, молча прося ей помочь, и увидела у той на лице выражение ужаса. Тут Первин поняла. Нельзя было приносить с собой вещь, изготовленную из шкуры животного, которое для индуистов священно. Она тихо призналась:

— Из сыромятной кожи английской выделки.

— В нашем княжестве можно использовать лишь кожу водяных буйволов и коз.

— Простите, я об этом не подумала. Внутри лежит документ, который я хотела вам передать… — Первин попыталась открыть застежку, бумаги посыпались на мозаичный пол. Пока она собирала листы и отыскивала тот, который собиралась зачитать, за спиной у нее раздавалось тихое хихиканье.

Когда портфель был заперт снова, вдовствующая махарани распорядилась:

— Кто-нибудь, унесите отсюда эту мерзость.

Женщины за спиной у Первин начали пререкаться — никто не хотел брать портфель в руки. Первин едва ли не в исступлении думала о том, сколько в портфеле лежит конфиденциальных документов. Нужно было оставить его в спальне, а с собой взять только конверт с рекомендациями. Но сожалеть было поздно.

Наконец в дверь шагнул Адитья. Он переговорил с фрейлинами, после чего вынес портфель. Первин подумала: придется теперь признаться Колину в том, что она так халатно распорядилась официальными документами. С другой стороны, насколько шут владеет английским? И решится ли просматривать бумаги на виду?

— Теперь можно начинать. — Махарани наставила длинный палец на женщин у Первин за спиной. — Принесите ей подушку!

Одна из дам встала и приблизилась, в руках у нее была плоская подушка из синего бархата, расшитая по краю золотой тесьмой. Подушку она положила примерно в центре зала, лицом к трону, подчеркивая положение Первин как просительницы.

— Слишком далеко. — Вдовствующая махарани сурово глянула на фрейлину. — Пусть подойдет ближе, у меня глаза устали.

— Благодарю, — откликнулась Первин, когда фрейлина положила подушку в полутора метрах от Путлабаи. Та хоть и жаловалась на зрение, а ведь разглядела, что в руках у Первин кожаный портфель. Зоркой она была, как сова, — в отличие от мистера Басу.

Первин вспомнила, с какой легкостью Колин на занятиях йогой садился на землю, скрестив ноги. В той же позе сидела и вдовствующая Махарани, но Первин не обладала нужной гибкостью — она согнула ноги в коленях и опустилась на одно бедро.