Лунный князь. Беглец (СИ)

На мой вопросительный взгляд 'земляной' пояснил коротко:

— Парк — светлый, он воссоздает форму поверхности, не успеваю разрушать.

Если вспомнить световой решетчатый купол, то напрашивался вывод что, дарэйли форм способен воздействовать на все стихии. Над этой загадкой потом подумаю, — решил я. О сфере Логоса надо узнать как можно больше. Жаль, что я упустил время, когда рядом был Тион.

Я бросился к телу деда. Он был еще жив, хотя любой человек по всем моим представлениям о таких ранах, давно должен был умереть: меч вошел рядом с сердцем. Не любой, значит. Едва вздымалась его грудь, пузырилась розовая пена у рта, но кровь почти перестала сочиться. Вокруг меча она почему-то запеклась. Может быть, причина такой живучести в том, что дед был неофитом десять лет, и его тело подверглось воздействию дарэйли? Жрецы живучи.

— Мы можем помочь князю, еще не поздно! — крикнул Верховный. — Я призову дарэйли жизни, он будет спасен!

Седобородый рыцарь не выдержал, выпрямился и зычно спросил:

— На каких условиях, Гончар?

— Принц Райтегор станет моим учеником. Если он поклянется, мы освободим и его вассалов.

— Согласен! — не раздумывая, крикнул я. Потому что, задумайся на миг, то не решусь. Не смогу.

Старик захрипел:

— Нет, Райтэ! Не верь!

Ольхан, вскинув на меня изумленный взгляд, тоже вмешался:

— Где гарантия, что он не приведет сюда весь Сферикал?

Сьент услышал и ответил:

— Я останусь у вас заложником. А за Мариэт отправятся дарэйли Арр и Парк.

— Ты останешься один? — не поверил Ольхан.

Заметив, что огонь вокруг ямы стал совсем слабым, я понял, что Сьент преследует сразу две цели: и пытается заполучить меня, и хочет спасти своего дарэйли. Еще немного, и его Арр умрет от истощения. 'У тебя очень умный и хитрый враг, Райтэ', - признал я.

— Тогда торопись, Гончар, — громко сказал я, пока мои друзья не вмешались в переговоры. — Я даю слово стать твоим учеником, как только ты выполнишь обещанное.

Огонь резко погас, а над провалом взвилась крылатая трехглавая фигура.

Я не сразу осознал, что именно вижу: глаза вдруг заслезились от яркого солнца.

Двое дарэйли, обняв жреца, поднялись вместе, слаженно взмахивая крыльями силы. Два крыла на троих. Они взлетели, как единое существо. Это было так прекрасно, что я затаил дыхание.

Опустив хозяина в сажени от провала, дарэйли на минуту положили ладони друг другу на плечи и коснулись лбами. И такой сосредоточенной в кулак мощью вдруг повеяло от их фигур и трепещущих крыльев, что у меня заныло сердце. Потом они расцепили руки, свистнули, призывая разбежавшихся коней, и ускакали.

Осталось ждать. И на всякий случай, если Верховный обманул и отправил своих за подмогой, готовиться к смерти. Но я должен попытаться спасти деда.

Князя окружили приближенные, Граднир и десятка два рыцарей взяли на себя охрану Сьента, а Ксантис пришел капать мне на мозги.

— Надеюсь, ты понимаешь, что натворил? — мрачно спросил 'земляной', словно на самом деле сильно сомневался в моем рассудке.

Я кивнул и тут же отвлек от своей больной мозоли:

— Почему они не захотели свободы?

— Ты видел, как они летели? Как одна душа. Потому и не захотели, — сокрушенно, но с ноткой зависти ответил он.

— Они дарэйлины?

— Нет. У Сьента все такие. Они любят его не как хозяина, а как друга.

— Он же Гончар! — я искренне не понимал, что в нем особенного, в этом ненавистном жреце. — Как можно любить Гончара?!

Ксантис опустил взгляд и вздохнул.

— Не знаю, поймешь ли ты… Легко рвать гнилое, но невозможно — истинное. Жреца, если это истинный Гончар, а не одно название, связывают с его творениями узы прочнее и родительских, и любовных, и всех известных вместе взятых. Его дарэйли — часть творца, часть его души. Неотъемлемая часть. А Сьент — настоящий Гончар. По крайней мере, в этом убеждены его дарэйли.

— Но, если верить слухам, он не их создатель.

— Он их вернул, это не меньше. Никто из них не променяет единство с ним и друг с другом на пустую свободу и одиночество. Для них это все равно, что лишиться души.

— Почему я узнаю об этом только сейчас?

— Ты не спрашивал, — пожал он плечами.

Глава 14

Люди работали быстро и сосредоточенно: все понимали, что передышка может оказаться недолгой. Перевязывали раненых, осматривали оружие, относили погибших к яме.

Воспользовавшись, что наше внимание отвлечено, Сьент спокойно, не обращая внимания на искаженные злостью лица окруживших его людей с пиками и обнаженными мечами и следовавшего по пятам Граднира в звериной ипостаси, подошел к князю и заявил, что ему необходимо осмотреть его раны. Ольхан, выставив меч, встал перед ним, но умирающий прохрипел:

— Пусти его.

Увидев, что кровь уже не течет, Гончар удивленно вскинул бровь, коснулся кончиками пальцев запекшихся кровяных бугорков вокруг клинка.

— Я не должен был допустить этого, ваша светлость.

Князь промолчал, с трудом дыша.

'Либо у Гончаров совсем нет совести, вот ни на волос, либо он — лицедей, каких поискать', - подумал я. Был еще третий вариант: поверить, что Верховный действительно не виновен. Тогда кто?

Сьент пытливо посмотрел на меня, словно полоснул по глазам: