Лунный охотник (СИ)

Не в силах выдержать это, Хэлен вскочила с кровати и выбежала прочь.

— Пап, мама ни в чем не виновата. А если виновата, прости ее, — икая через слово, пыталась что-то объяснить дочь, — Я тебе сейчас покажу что-то. Я никому еще не говорила, что умею… И ты никому не говори. Ладно?

— Хорошо, никому не скажу, — серьезно кивнул мужчина, присев на кровать.

Девочка кулачком утирала слезы с раскрасневшейся мордашки, бурно вздыхая от недалеких еще рыданий.

— Я не знаю, как это называется…- она взглянула в глаза отцу, где плавало два её отражения, и тут же тьма мягко обняла его со всех сторон.

Волк не успел даже испугаться, как почувствовал доверчивое присутствие Нуары в этой тьме.

— Прости, пап, но это больно, — прозвучал ее голос где-то в глубине сознания, и тут же со всех сторон ударило так, что, кажется, из ощущений не осталось больше ничего. Впрочем, к боли вскоре присоединилось вязкое, тошнотворное удушье крепко замешанное на страхе.

Черная Волчья душа билась, пытаясь вырваться, найти выход из тьмы. Воздуха становилось все меньше. Вот-вот сердце надрывно разорвется. Если бы была возможность кричать, он бы кричал, выл, рычал, но своего голоса не было. А голос был у кого-то другого, знакомого, и он уговаривал, просил, требовал:

— Просыпайся, Хэлен, давай! Ещё ничего не потеряно! Слышишь? У вас есть Волчонок. Позволь жить хотя бы ему! Он — половина твоего Волка! Ты позволишь умереть ему совсем? В тебе его Кровь, его Воля, его Жизнь! Не позволяй им убить, отобрать всё сразу! Хэл, у этого мальчишки будут такие же карие глаза с жёлтыми тёплыми искрами, и он будет так же улыбаться тебе, кривя немного рот! Он будет рожден в любви! У него будет всё то, чего не было у вас обоих! У него будет выбор, будет свобода. Только дай ему дышать! Не убивай его вместе с собой! Хэлен! Слышишь меня?! Дай ему воздуха — дыши сама!

Волк слушал и не верил себе. Какой-то странный, безумный кошмар…А тот, другой, никак не замолкал, не позволял умереть, давал тонкой нитке воздуха сочиться сквозь тьму, заставлял сердце биться, не отдавал этой последней, неотвратимой тьме:

— Хэлли, дитя ты моё непутёвое, послушай меня. Времени у нас совсем мало теперь. Не смей умирать. Он так хотел, так ждал, когда же кончится его вечное одиночество. Не поддался огромному искушению твоей крови, твоей силы. Терпел, пока была возможность. Неужели он не заслужил, чтобы часть его жила и дальше? Подари ему бессмертие! Подари жизнь этому ребёнку, вашему ребёнку! Неужели сейчас ты предашь его? Убьёшь сама то, что он защитил ценой своей жизни? Дыши, давай! Не сопротивляйся мне! Не сопротивляйся своей крови! Предательница! Маленькая, жалкая предательница! Все живут с болью! Все! Ты хочешь стать другой? Испив мёда, будь добра — хлебни и полыни!

Дэро вспомнил этот голос, вспомнил, когда в голосе говорящего появилось отчаяние отца, теряющего собственную дочь.

Воздух бесценным сокровищем хлынул в грудь, тьма распалась на куски и поблекла. Нуара, все так же, смотрела в глаза отца. Дэро громко глотал воздух, медленно приходя в себя, снова ощущая себя в просторной уютной комнате, сидящим на детской кровати с дочерью на руках. Нуара смотрела на отца спокойно и как-то абсолютно по-взрослому.

— Я была не нужна ей без тебя. Это сейчас она меня любит, а тогда хотела умереть.

Мужчина сильней прижал к себе ребенка. Видят Боги, он убил бы любого, кто попытался бы отнять ее, но сейчас первым желанием было пойти и всыпать хорошенько Хэлен.

— Нуара, твоя мама очень молода, она не знала, что такое дети. Не знала, какая ты. Однажды ты тоже встретишь человека, или НЕ-человека, которого полюбишь настолько, что жизнь без него покажется мучением, тогда и поймешь маму. А пока не осуждай её, — мягко говорил Дэро и гладил по шелковой голове свое зареванное дитя.

— Да я знаю, папа! — встрепенулась дочь, — я хочу, чтобы ТЫ понял это!

Дэро ошарашенно смотрел на дочь. Откуда в этой маленькой головке такие мысли? Кто внушил? А если она сама все это понимает, то, может, они и правда слишком уж пекутся о взрослом не по годам ребенке?

— Пап, ты иди. Я не боюсь спать одна, ты же знаешь.

Дэро вздохнул и окинул взглядом просторную комнату дочери. Что и говорить — их спальня была раза в три компактней. Вдоль стен по-прежнему стояли ряды каких-то допотопных орудий — то ли алебарды, то ли палицы. Девочке такая обстановка нравилась, а Змей не смог отказать правнучке. Единственным украшением, которое попросила Нуара, была длиннющая гирлянда, состоящая из разноцветных светлячков, мягко помигивающих в полумраке. Цепочка огоньков причудливо вилась по стенам, огибала кровать, тянулась по потолку, придавая бывшей оружейной вид сумрачного волшебного леса, наполненного феями, мотыльками и сказками.

— Ладно, если что — зови Рогатого, — вспомнил Дэро единственного демона, увиденного однажды.

— Па-а-ап, они все рогатые, — улыбнулась Нуара и укрылась одеялом, а он еще стоял около кровати в нерешительности.