Лунный принц

Нужно будет завести собаку. Большого, свирепого пса. Может быть тогда одеяла и простыни научатся лежать спокойно, где полагается?

– Но обещаю не приставать. Понимаю, что сегодня ты не в настроении.

– Для тебя я никогда не буду в настроении.

– Ты сама понимаешь, как пафосно, фальшиво и глупо это звучит?

– А ты сам понимаешь, что выглядишь сейчас самовлюблённым болванам?

– Не выгляжу.

В ответ я насмешливо фыркнула.

– Мне никто и никогда не отказывал.

– Спешу тебя разочаровать – всё когда-либо происходит впервые.

– Но в данном конкретном случае ты не стала исключением.

– И похоже, что это жутко тебе льстит? У меня были свои причины поступить в тот вечер так, как я поступила. Ты просто подвернулся под руку, более или менее удачно. Да на твоём месте мог оказаться кто угодно.

– Какая прелесть! Ты сама понимаешь, как себя характеризуешь?

– Мне плевать. Я всего лишь хочу, чтобы ты понимал, как на самом деле обстоят дела.

– А как они обстоят?

Я поколебалась минуту, раздумывая, не послать ли красавчика к чёрту и… не послала. Вместо этого зачем-то сказала правду. И чего мне вдруг пришло в голову изливать душу?

– Мне нужна была картонка, чтобы заслониться от неправильных и ненужных чувств к человеку, который не должен был их вызывать.

– Не могу поверить, чтобы у такой девушки, как ты, возникла безответная любовь.

– Я не о любви говорила.

Он едва заметно приподнял брови:

– А о чём?

– Хотеть кого-то не значит любить. А мы и вовсе из рода психов. Наши желания могут убивать.

– Ты не желала «убить» предмет своего хотения? Или тебе не нравилось его «желать»?

– Определённо – второе.

– И что?…

– В смысле? – не поняла я сути вопроса.

– Твой план сработал? «Фанерка» помогла?

– Да.

– Наверное, это должно мне польстить? – нельзя сказать, что голос его звучал мягко или весело. Вроде и спокойно, но с лёгкой ноткой горечи и лёгкой злости. Неужели моё отношение способно задеть такого, как этот?

– Это ничего тебе не должно, просто правда.

– Ты не думала о том, что можешь задеть мои нежные чувства? – к горечи и злости добавился сарказм.

– Слушай, ну, давай начистоту? Я не пытаюсь морочить голову тебе, а ты в ответ для разнообразия тоже будь честен…

– Вообще-то, я всегда честен.

– Да, знаю. Честность – одно из жестоких качеств нашей сумасбродной семейки, но я всё равно верю, что как бы не горька была правда, лучше её знать, чем прятать голову в песок. Но, возвращаясь к поднятой раньше теме – пожалуйста, не пытайся строить из себя бедного и несчастного недолюбленного мальчика – со мной это не прокатит. Я знаю, что ты и какой ты.

– Правда? Забавно, я и сам-то не всегда знаю, кто я и какой есть, но мне интересно выслушать твою версию.

– Мою версию? К чему она тебе?

– Просто так, – пожал он плечами, – время убить. До рассвета ещё так долго.

– Здесь не бывает рассветов.

И снова уже почти привычное пожимание плечами:

– Рассвет бывает везде. Даже если ты и не способен его увидеть. Но всё же? Что ты обо мне думаешь?

– Что ты слишком красив… для мужчины. Девкой был бы краше. Может быть тогда, – кто знает? – мы бы даже стали подругами?

– Какая светлая перспектива, – усмехнулся он, впрочем, не слишком весело. – Не уверен, что хочу стать твоим другом.

– Я тебе не нравлюсь?

– Нравишься. Но я не претендую на френдзону.

– А на что ты претендуешь? Что тебе от меня нужно?

– Я первым задал вопрос. Но обещаю ответить на твой сразу же, как только получу ответ.

Я покачала головой. Разговор казался по-детски глупым, не конструктивным, бессмысленным. И в то же время он меня успокаивал, как успокаивает идущий за окном дождь.

– Что я о тебе думаю, Ральф Элленджайт? Чаще всего – ничего. Мне некогда о тебе думать, да я и не хочу этого делать. По-своему я благодарна тебе за то, как ты перевёл меня через этот рубеж, отделяющий женственность от девичества, его по-своему боится каждая женщина. Благодаря ли тебе, или потому, что на самом деле грань не так уж важна, но это оказалось куда проще, чем я думала раньше. Во мне ничего не переменилось, и я всё та же.

Он бросил на меня быстрый взгляд, словно говоря: «А чего ты хотела? Такие мелочи не меняют людей». А может быть, он думал о чём-то другом? Я не знаю. Вслух ничего не сказал, я благодарна и на этом.

Мне было уютно, пока Ральф молчал. Я словно бы говорила сама с собой, грезя наяву. Когда проговариваешь мысли вслух, оказывается, лучше понимаешь себя самого, а присутствие рядом другого человека даёт возможность не чувствовать себя сумасшедшим.

– Ты кажешься уязвимым, как цветок, внимательным, нежным…

– Я правду таким кажусь?

– Да. Не перебивай, это сбивает с мысли.

– Просто я понимаю, что за «нежным цветком» последует – «но». И хотя «нежный цветок» не бог весть какой комплимент, всё же… Хотя это звучит лучше, чем «ты хороший, но…».

– Я знаю, что ты – не хороший. Ты – Элленджайт. Элленджайты хорошими не бывают. Мы – отравленное племя, паразитирующее на самых худших людских инстинктах.

– Мы – паразитирующие? Неужели? Ты ничего не путаешь?

– Я никогда ничего не путаю.