– Я не знаю, во что верить! – голос Альберта зазвучал непривычно резко. – Нет, это, конечно, бред. Дьявол, как и Бог, фигура слишком мистическая и далёкая, чтобы с ними можно было заключать договора. Но, с другой стороны… как могли мои близкие исчезнуть в одночасье? Мы почти бессмертны!
– Они сгорели. Был сильный пожар.
– А огонь – чья стихия? А моё воскрешение? Воскрешение Ральфа? Мы умерли и разложились почти до костей, но вот он я – сижу перед тобой, ем лобстеров, которые в ваше время отчего-то считаются деликатесом, хотя на моей памяти это была еда бедных рыбаков. Как всё это объяснить?
– Наукой, Ральф! Она тебя клонировала. Я это видела. Я присутствовала при твоём втором рождении.
– Ну, а я был там, когда вернулся Ральф. И никакой наукой то, что я видел, объяснить невозможно. Дьявольщина, чертовщина…
– Ты веришь, что твоя сестра ведьма?
– Моя сестра родилась почти двести лет тому назад, она выглядит ровесницей тебе, нашему с ней прямому потомку, между прочим, потому что, по признанию Синтии, у нас с ней был сын. А ты – его праправнучка. Так что и мой союз с тобой ненамного лучше того, что у меня с Синтией.
– Не говори ерунды.
– Видя перед собой Синтию, какой наукой ты объясняешь её существование в твоей реальности, Кэтти? – иронично поинтересовался Альберт.
– Но верить в магию – мракобесие.
– Я не верю в магию. Но я верю тому, что вижу. У меня хватает храбрости признать: всё, что нас окружает, включая наше собственное существование – выходит за рамки привычных законов. И отрицать это – абсурдно.
– Не абсурднее, чем поверить в дьявола.
– Верь, чему хочешь. Но Синтия признаёт свою вину в том, что случилось с нашей семьёй. И, я думаю, Ральф её за это ненавидит. Если бы не тот факт, что она его дочь, думаю, всё могло кончиться кое-чем похуже, чем просто постелью…
Катрин нервно передёрнула плечами:
– Что ж? Наверное, тут как раз и следует сказать: «Спасибо, господи, что мои долги за мои грехи ты взял всего лишь деньгами?».
– Да. На твоём месте я бы так и сделал. Сдаётся мне, мы в наш милый серпентарий вытянули вполне достойную всех остальных змейку. И, боюсь, без последствий это не останется.
– Куда не посмотри – одни сплошные проблемы.
– А где ещё проблемы? – пригубив бокал с вином, поинтересовался Альберт.
– Мне кажется, моя кузина беременна.
– Мередит?
– Нет, конечно. Мередит моя подруга! Я говорю об Ирис.
– Ах, эта девушка из Гранд-Отеля. Я совсем забыл про неё с твоей тёткой. У них неприятности? Ну, думаю с уровнем современной медицины нежелательная беременность вовсе не проблема.
– Не в том случае, если отец твоего ребёнка кто-то из Кингов.
– Шутишь? – округлил глаза Альберт, а потом лоб его разгладился, а на губах проступила улыбка. – Отец ребёнка – Энджел?
– Вероятнее всего – да.
– И как Ирис? Выглядит счастливой?
– Напуганной. Как и Линда.
– Линда, вроде, не встречалась с Энджелом?
– Не остроумно, Альберт, – зло глянула на него Катрин. – Мне кажется, по срокам их беременность должна была бы быть уже заметной, но…
– Не забивай себе этим голову.
– Не могу, Альберт. Когда-нибудь у нас тоже могут быть дети. И я не хочу делать вид, будто всё в порядке.
– В надежде уменьшить риски ты отгрохала целую клинику. И у тебя есть всё необходимое для твоих научных изысканий, что помогут снизить твои страхи… если их вообще способно что-то снизить.
– Почему ты говоришь со мной в таком тоне? Я, конечно, могу не делиться с тобой тем, что для меня важно, как и тем, что меня тревожит… ты хочешь лишиться моего доверия?
– Конечно, нет. Я этого боюсь – на самом деле. Потому что каждый наш разговор заставляет меня ходить по тонкому льду. Моя жизнь – это энциклопедия того, как делать не надо, а твои вопросы скальпелем вскрывают тонкий покров, из которого сочится гной, способный отравить всё хорошее, что между нами есть. Ты хочешь детей – нормальный детей, а я не уверен, что могу их иметь вообще, и совершенно уверен в том, что при любом раскладе нормальными они не будут. Ты переживаешь за сестру, а я бы рад сказать, что твоя кузина, равно, как и любимая подруга рядом с Артуром и Энджелом окажутся в безопасности, но… я не могу этого обещать. Они ни за что не причинят им физического вреда и постараются защитить от опасностей окружающего мира, но от них самих защиты нет – как и тебя от меня способно защитить только наше расставание, а это то, чего я тебе не позволю. Каждый раз, когда ты говоришь о Синтии и о нашем с нею общем прошлом, я боюсь, что всплывёт нечто такое, что встанет между мной и тобой нерушимой стеной. Мой страх – вот причина того, что я не могу спокойно воспринимать все темы, которые так любишь поднимать.