Лунный рыцарь

— Я хочу, чтобы ты познакомилась с моим новым пажом, — вместо ответа произнес Глеб. Голос его звучал спокойно и бесстрастно, хотя душа рвалась от боли: «Если даже она лжет, то кому же тогда верить?!»

Вошедший больше походил на крестьянского мальчишку, чем на придворного пажа. Его широкое веснушчатое лицо было обветренным и загорелым, как у всякого, кому приходится постоянно работать на свежем воздухе. В новенькой, с иголочки одежде он явно ощущал себя не в своей тарелке. Узкий сюртук непривычно стеснял движения, и паренек вел себя так скованно, будто каждый миг боялся ненароком что-нибудь опрокинуть.

Марика живо вспомнила, как еще недавно сама впервые оказалась во дворце, в тесных рамках придворного этикета. Между ней и этим пареньком было много общего, и все же она приняла его настороженно. Кто он таков? Чем заслужил расположение Глеба?

— Звали? — спросил парнишка, неловко кланяясь.

— Да. Я хочу познакомить тебя с герцогиней Марикой, — сказал Глеб.

Прошка обернулся и застыл от удивления. Перед ним стояла девочка из недавнего видения. Он тотчас узнал ее, хотя она была не в розовой шубке, а в ладном бархатном платье с большим кружевным воротником. Она не походила на уроженку здешних мест. Смуглая, кареглазая, с блестящими черными кудрями, разметавшимися по плечам, она была точно заморская принцесса. Никогда в жизни Прошке не приходилось видеть такой красивой девочки. Не в силах отвести взгляда он стоял и глупо лупился на незнакомку, прежде чем сообразил, что надо поклониться.

— Это Прохор. Он будет служить у меня и вместе со мной учиться, — представил Глеб паренька.

Прошка залился краской, с благодарностью отметив, как почтительно принц назвал его при незнакомке. Зато Марику неприятно задели слова Глеба. Она и не подозревала, что может ревновать, но сейчас это чувство скользкой змейкой шевельнулось в груди, ужалив и отравив своим медленным ядом. За какие заслуги этот мальчишка всегда будет рядом с Глебом? Чем он лучше других?

Словно услышав ее молчаливый вопрос, Глеб сказал:

— Вчера я сбился с дороги, а Прошка с дедом меня подобрали и доставили домой. Если бы не они, не знаю, как я пережил бы эту ночь.

Разум говорил Марике, что надо быть благодарной этому незнакомому пареньку. Но поселившаяся в душе ревность нашептывала, что Глеба придется делить. В последнее время он и без того отдалился, а теперь, когда у него появился новый товарищ, и вовсе забудет о ней. Марике хотелось, чтобы Глеб, как и прежде, нес к ней свои радости и печали. Разве она не заслужила этого? Они вместе прошли столько испытаний, и вдруг, как снег на голову, явился какой-то самозванец, чтобы занять ее место. И все только потому, что вчера оказался в нужном месте. Где справедливость?

— Нехитрое дело за хорошую плату путника подвезти, — усмехнулась Марика и смерила нового знакомого презрительным взглядом.

— Чем тебе не угодил Прохор? — холодно спросил Глеб.

— А чего он на меня пялится? — вопросом ответила Марика и нарочно уставилась Прошке в глаза, не скрывая враждебности.

Паренек отвел взгляд. Марика с торжеством улыбнулась. Это была маленькая, но все же победа. Она намеревалась бороться за Глеба до конца и не собиралась его уступать. Поглощенная чувством ревности, она не замечала подавленного настроения своего кумира. Между тем на сердце у Глеба было тяжело, как никогда. Он надеялся, что с возвращением кошелька все несчастья останутся в прошлом, но судьба нанесла ему новый, особенно болезненный удар, ведь ничто так не ранит, как предательство самых близких людей.

— Кошелек был у нее? — обратился Глеб к Прошке.

Паренек, робевший в присутствии маленькой герцогини, молча кивнул. Слова Глеба прозвучали для Марики как гром среди ясного неба. Она лихорадочно пыталась сообразить, откуда мальчишка мог прознать про кошелек, но не находила объяснений.

— Неправда! Зачем ему веришь? — воскликнула она.

— Прохор видел у тебя кошелек, прежде чем ты его подбросила. Не отпирайся. Будет лучше, если ты расскажешь правду, — предложил Глеб.

Марику точно обдало ушатом холодной воды. Так вот где собака зарыта! Этот наглый, конопатый прощелыга подглядывал за ней и видел, как она спрятала кошелек. Он нарочно рассказал обо всем Глебу, чтобы вбить между ними клин. Марика больше не могла сдерживать своих чувств. Изысканные манеры «юной герцогини» разом улетучились. Неприязнь к Прошке необузданным смерчем вырвалась наружу, и девчонка, точно дикая кошка, накинулась на нежданного врага:

— Брехливая собака! Та хоть лает, но не кусает, а ты хуже аспида, ужалить норовишь. Пусть у тебя язык поганый отсохнет, пес смердящий. Любо было подсматривать? Чтоб у тебя глаза лопнули. Чтоб у тебя чирий на языке вскочил. Тьфу!

Прошку ошеломила подобная тирада. Он и не думал, что при дворе умеют так выражаться. По части ругани эта девчонка дала бы сто очков вперед любой уличной.

— Я не подсматривал, — оправдывался он, обретя дар речи, но Марика его не слушала.